Воспоминания ангела-хранителя

– Человек, имеющий опыт, навыки, знание законов, влияние, – сказал я. – Будет обидно, если такой человек погибнет от шальной пули, как первый попавшийся пехотинец. Я буду тебя защищать. Можешь на меня рассчитывать, пусть ты и совершил страшный грех.

И я увидел, как он сворачивает к зданию суда, где при входе, как и накануне, дежурили два полицейских с карабинами. Один из них попросил его сказать «Схевенинген», в точности как вчера, а второй узнал его и высмеял первого полицейского.

Кабинет Бёмера находился на том же этаже, что и кабинет Альберехта, но с задней стороны здания.

Альберехт направился прямо туда и встретил Бёмера в коридоре, с пачкой бумаг под мышкой.

– Какие новости?

– Все тот же хаос. Мы ничего не успеваем, и военные действия идут не так успешно, как это представляют в сообщениях по радио.

– Понятно. Слушай, я долго думал, но все равно не понимаю, почему Ренсе оказался в этом списке.

– Хм, – сказал Бёмер неуверенно. – Хм… я тоже не совсем понимаю. Он, конечно, был членом АКАФ, этой ширмы для коммунистов, про что все знали. Но ведь там состояло столько народу.

– Он оттуда давно уже вышел, потому что коммунисты считают его живописную манеру декадентством и мещанством.

– Коммунисты в России. А с коммунистами в других странах дело обстоит иначе, – перебил его Бёмер. – За пределами России все коммунисты пишут декадентские картины, чтобы ускорить гниение капиталистического общества изнутри.

– Ты в это веришь? – спросил Альберехт. – Но тогда ты думаешь точно так же, как Гитлер.

– Вообще-то мы все так думаем, – сказал Бёмер, – когда таким художникам удается втереть очки капиталистам и те платят огромные деньги за вставленную в рамку старую газету, по которой размазано взбитое яйцо.

– Мой брат не зарабатывает своими картинами ни цента. Он экономит на хлебе, чтобы купить краску.

– Это оттого, что он не коммунист, – пошутил Бёмер, – в отличие от Пикассо и тому подобных шутников. Ха-ха-ха.

– Ты думаешь, что таких художников поддерживают коммунистические партии за их подрывную работу?

– Коммунистическими партиями рулят не такие дураки, чтобы платить деньги за то, что можно получить бесплатно. Но я не сомневаюсь, что надо принадлежать к какому-то сообществу, чтобы разбогатеть, рисуя женщин с двумя носами и тремя глазами.

– Мой брат не принадлежит ни к какому сообществу.

– Вот-вот, и я про то!

– Но если он не принадлежит ни к какому сообществу, то как он попал в список?

– Думаешь, немецкая полиция непогрешима? Думаешь, и с нашей полицией не случается, что она разыскивает совсем не тех людей? В такие дни, как мы сейчас переживаем, все только и делают, что ищут не тех, кого надо. Твоему брату не повезло. Но вполне может быть, что если он спокойно останется в Нидерландах и если немцы оккупируют страну, то они разок пригласят его на допрос, а потом отпустят.

– Не такие они люди, – сказал Альберехт. – Не такой Гитлер человек. Он предпочитает перестраховаться. Предпочитает посадить за колючую проволоку тысячу безобидных людей, чем случайно упустить одного врага.

– Да, остается непонятным.

– Я ни на чем не настаиваю, но точно ли видел твой знакомый, что в списке написано Р. Альберехт?

– Я его специально переспросил, и он подтвердил.

– Но даже если там написано Р. Альберехт, все равно не исключено, что составители списка имели в виду не Ренсе.

– Конечно.

– То-то и оно. Подумай, этот список специально отправляют самолетом, чтобы как можно скорее арестовать сорок человек. Безотлагательно. Значит, это сорок самых опасных людей в Нидерландах, которых боится Германия. Среди них просто никак не может быть такой безобидный художник, как Ренсе. Это исключено. Ежику понятно, что это ошибка, кто бы ее ни допустил.

– Я согласен, что это странно. Любому посвященному, кто видел список, ясно как день, что остальные тридцать девять человек действительно опасны.

– Ты не сказал этого сразу же своему знакомому из военной разведки?

– Честно говоря, нет. Не успел об этом подумать. Он ко мне приходит, говорит: ты же знаком с Альберехтом. Предупреди его, что в списке есть его брат. Единственное, что я успел сообразить, это переспросить, точно ли там написано Р. Альберехт. Именно Р. Потому что, честно говоря, я сразу подумал: скорее всего это сам Альберехт, а не его брат.

– Может быть, так и есть?

– Не исключено. Это намного правдоподобнее.

Сердце у Альберехта заколотилось, оттого что Бёмер так удачно подхватил его мысль. Но внешне он остался спокоен и медленно произнес:

– Вероятно, это и есть отгадка ребуса. Но ты понимаешь, что если они меня схватят, то дело не ограничится поверхностным допросом.

– Очень даже понимаю.

– То-то и оно. Я слишком много знаю, чтобы позволить себе роскошь попасть в застенок гестапо.

– Единственный выход – бегство.

– Я бы не хотел называть это бегством. Не мог бы ты получить от своего человека из разведки какую-нибудь справку, что ли, с которой я смогу обратиться в наше министерство?

– Ты хочешь уехать в Англию одновременно с правительством, если оно будет вынуждено туда перебраться?