Воспоминания ангела-хранителя

– Очень важно, чтобы это так и получилось. Я располагаю важнейшими сведениями. Тогда я смогу продолжать свою деятельность, используя другие формы работы.

– С военными вообще не-воз-мож-но говорить по-людски, ты это понимаешь?

– А что иначе? Представь себе, что прокурор приходит к министру юстиции и рассказывает ему подобную байку без каких-либо доказательств. Все подумают, что у него просто сдали нервы.

– Для проверки министр может направить запрос военным.

– Может. Но представь себе, что в нынешнем хаосе это не сработает?

– Насколько я знаю, ты можешь переправиться в Англию на рыбачьем судне за кругленькую сумму.

– Беда в том, что банки закрыты. У меня совсем нет наличных. Я бы не смог ездить на машине, если бы у меня не было счета на заправке.

– Сколько тебе надо?

– Да нет, Отто, ну что ты… Да нет же…

Но Бёмер уже достал бумажник и сказал:

– Сейчас посмотрим. Так, без этих трехсот гульденов я, пока суд да дело, легко обойдусь.

Он протянул Альберехту три бумажки по сто гульденов, и тот хотел рассыпаться в благодарностях, но я его удержал. Что подумает Бёмер? Оставайся в рамках. Триста гульденов для таких людей, как вы, – это же ничего особенного. Он, наверное, думает, что во вторник утром, когда банки откроются, ты отдашь ему долг. А если к тому времени уже уедешь, то переведешь на его счет. Триста гульденов в долг на пару дней? Он заподозрит неладное, если ты будешь слишком многословен.

Бёмер сказал:

– Вполне может быть, что, когда придут немцы, эти деньги ничего не будут стоить. Они запросто объявят все бумажные деньги недействительными или заставят их обменивать по смехотворному курсу на марки. Неизвестно, что нас ждет. Пятнадцать минут назад мне сообщили, что задержан полицейский с десятью тысячами гульденов в кармане, происхождения которых он не мог объяснить.

– Ты не думаешь, что это мародеры просто-напросто грабят дома людей, которых в эти дни арестовала полиция?

– А то как же! На сто процентов сказать не могу, но опыт учит: если существует возможность, что что-то произойдет, то оно, как правило, происходит. Ну, будь здоров!

– Еще раз спасибо, Отто. И попробуй отловить своего военного.

– Попробую. Как только что-нибудь узнаю, сразу сообщу. Незамедлительно.

Бёмер пошел дальше по коридору, Альберехт отправился к себе в кабинет. Сидя за письменным столом, он принялся размышлять. Возможностей уйма, но все ненадежные, незрелые. Сунул в рот мятную пастилку, оставил ее лежать на языке. Стал рассматривать желтые жирные пятна на бумажной накладке на письменном столе и размышлял: неужели никто никогда не задумывался, откуда здесь взялись эти жирные пятна? Я ведь не имею привычки есть здесь печенье или копченого угря…

Накладка состояла из трех слоев промокательной бумаги. Он приподнял верхний, затем средний слой и обнаружил, что жир прошел даже до третьего листа, но здесь пятна были намного меньших размеров, зато бросались в глаза сильнее, потому что, если не считать этих пятен, лист был девственным. Отдать его, что ли, Ренсе, чтобы он вставил в рамку?

Затем Альберехт скомкал верхние два листа и выдвинул левый верхний ящик. С комком бумаги в руке посмотрел на свой швейцарский нож и разобранный пистолет. Если ничего не получится, если не будет других вариантов, придется кого-нибудь найти, кто мне его починит. Я никогда не стрелял в людей, только в мишень. Обидно, столько лет быть владельцем пистолета и в итоге ни разу не выстрелить из него ни в кого, кроме самого себя. Альберехт взял швейцарский нож и сунул в карман. Затем положил бумажный ком в ящик, задвинул его и запер.

Примерно в половине одиннадцатого снова вышел из здания суда. Он не мог сосредоточить мысли ни на чем, кроме Бёмера. Может быть, вся эта история была выдуманной? И Лейкович все-таки заявил об исчезновении девочки, Бёмер узнал об этом, вспомнил, что видел письмо Оттлы Линденбаум на письменном столе у Альберехта, и, чтобы его спасти, придумал байку о списке разыскиваемых гестапо? Потому что не хотел сказать своему шефу в лицо: я знаю, что ты натворил бед, так что последуй моему совету: исчезни.

КОГДА Альберехт шел по тротуару, он услышал сразу три звука: оглушительный рокот мотора самолета, треск пулеметных очередей и отвратительный свист чего-то, что пролетало мимо его ушей. Он видел, как с уличного фонаря посыпались осколки стекла и как на тротуарные плитки стали падать тяжелые предметы. Люди, находившиеся рядом с ним, побежали, и он бросился вместе со всеми на другую сторону улицу, где находилось бомбоубежище. Это было продолговатой формы укрытие, обложенное дерном. Завыли сирены воздушной тревоги.

В бомбоубежище воняло смолой и мочой, сюда почти не проникал воздух, только совсем чуть-чуть через несколько узких отверстий в потолке.