Воспоминания баронессы Марии Федоровны Мейендорф. Странники поневоле

Жильцы дома постоянно справлялись о здоровье больной. Приходила и та женщина, которая летом убирала еженедельно ее комнату, а теперь ежедневно брала стирать запачканные простыни. Нас навещала и моя Еленочка и одна немка-колонистка, знакомая Ольги Егоровны; последняя очень мне помогала тем, что доставала и вино, и курятину, и вообще диетную пищу для больной. Но весь физический уход днем и ночью лежал на мне. Раз только удалось мне заполучить смену на одну ночь. Это была бывшая прислуга Екатерины Сергеевны, очень добрая женщина и очень умелая при больных. Однако несмотря на 20 рублей, которые я дала ей за ее дежурство, она отказалась повторять его. Да и понятно, ведь ей надо было добираться до меня под летающими над всем городом бомбами.

Ольга Егоровна тихо и безропотно переносила свою болезнь. Болей у нее не было никаких. Чуть ли не в день ее смерти я еще раз спросила ее, не страдает ли она. Она ответила: «Нет, у меня ничего не болит; чувствую только полную слабость: даже ногой не могу двинуть», – и попросила меня переложить ее ногу на другое место. Лечивший ее доктор был у нее накануне ее смерти. Она просила его прописать ей банки, жалуясь, что ей трудно дышать. Утром пришла присланная им сестра милосердия. Я видела, что уже начинается агония, и предложила Ольге Егоровне воздержаться от банок. Но она запротестовала. Сестра тоже видела, что банки могут ослабить больную, по моему знаку она только едва к ней прикасалась ими. Скончалась Ольга Егоровна в тот же день, в пятом часу вечера. Это было в воскресенье. Я сидела возле нее. Она отходила совершенно спокойно. Вдруг я заметила, что она посмотрела куда-то в сторону. Взор ее застыл в этом положении. Я поняла, что наступила смерть, и, подойдя, закрыла ей глаза, а потом уведомила о ее смерти соседей.

Видя, как я была утомлена последними днями ее болезни, все они всячески стали мне помогать. Явилась возможность дать знать о ее кончине и сыну, в Севастополь: муж одной из жилиц дома служил официантом на пароходе, идущем туда на следующий день, и я могла написать ему письмо. Особенной помощью мне была ее уборщица, Евдокия Ивановна, о которой я только что упоминала. Она оказалась чрезвычайно расторопной, практичной и решительной женщиной. С раннего утра в понедельник она побывала и в полиции, и у доктора, раздобыла все необходимые документы, заказала гроб. После этого побежала она, по моей просьбе, и к Елене Ивановне с моей запиской, и все это она проделала под летающими бомбами.

Я ждала только ее возвращения, чтобы приступить к похоронам. Как потом оказалось, она уже вернулась, но соседи не допустили ее до меня: она принесла известие, что в ночь с пятницы на субботу та часть громадного дома, в котором жила Елена Ивановна, была разрушена бомбой и что одна старуха там убита, другая отвезена в больницу, которая именно – неизвестно. Чтобы сказать мне об этом, соседи мои ждали более точных сведений, а пока одна из них принесла мне полный обед и заставила меня подкрепить свои силы.

Сейчас, много лет спустя, когда я пишу эти строчки, во мне подымается чувство благодарности к тем, кто так заботливо меня берег в эти трудные минуты моей жизни. Только когда дошли до них более точные сведения, что именно Елена Ивановна, раненная в голову, отвезена в больницу, соседи решились сообщить мне это известие. Трудно передать, что почувствовала я в эту минуту: все прошлое и настоящее покрылось густым туманом. Перед моим внутренним взором стояла лишь картина: «раненная в голову моя Еленочка», а в уме сверлил вопрос: «жива ли еще?» И я бросилась к ней. Окружающим я сказала: «Хороните Ольгу Егоровну без меня». С этими словами я вышла из комнаты.

Как потом я узнала, та же уборщица нашла извозчика, сговорилась с ним за сто рублей, села сама, а рядом с ней немка-колонистка; гроб положили поперек у их ног, и они поехали на кладбище под вой летающих бомб. Другие способы перевозки найти было невозможно. Само собой разумеется, заказать могилу заранее было тоже нельзя. Они ехали на авось. К счастью, на кладбище оказалась вырытая для кого-то и неиспользованная могила, и распорядительная Евдокия Ивановна настояла на том, чтобы батюшка похоронил Ольгу Егоровну в этой могиле. Потом она же зарегистрировала это в кладбищенской канцелярии.