В Крыму стояла, как всегда, «золотая» осень… 8 сентября 1908 года, через 10 лет, в 10 часов утра, поезд остановился у городской станции г. Феодосии. На перроне стояли мои старые хозяйки и плакали… я вышел из вагона и обнял их. Тут же стояла и Феня Макарова, теперь дама, госпожа Г., встреча была для меня неожиданная, но сердечная… Тут же был и Николай Николаевич Витковский, управляющий отделением государственного банка. Сели на извозчиков и поехали на старое Крымское пепелище. Опять я в той же комнатке, как и десять лет назад. Как были рады мои старые хозяйки, но Тараса уже не было — он был в могиле… Тот же вид из окон, тот же прибой моря, тот же чудный воздух, но не те года… С 1-го же дня я начал свои посещения, был в Виленском полку, но многих не было: кто помер, кто перевелся, кто ушел в отставку. Побывал у С. С. Мосаковского, М. С. Виноградовой, Ламси, Мурзаева, А. А. Емелина, Дуранте, и у многих других, и как все постарели… неужели и я постарел, но я этого не замечал.
Мои старухи кормили меня крымской кухней: шашлыки, чебуреки, султанка в сметане, скумбрия на шкаре, пилав из мидий, а затем борщ малороссийский, вареники и перед всем этим водочка под керченскую селедочку, после этого белое подобедовское винцо. По утрам я брал в городской купальне горячие морские ванны, а после них заходил пить кофе к Фене, затем шел домой и засыпал от морских ванн часа на два. Вечером катание по окрестностям города: в лагерь, к часовне Святого Ильи, за вокзал по Керченской дроге, в с. Насыпкой, затем ужин, прогулка на мол — воспоминания прошлого… По целым часам сидели на песке берега и слушали прибой, много он говорил сердцу… Так жили
Было начало октября, получил одну телеграмму от А. В. Барятинского: «Ждем, пора возвратиться», потом другая, третья и, наконец, от самого старика-князя… Надо было ехать. В ночь с 31 октября на 1 ноября в 12 часов ночи мы расстались — со старухами дома, а с Феней на городском вокзале… Расставание было, как и в 1898 году, — любовь не ржавеет. Поезд подхватил меня, и 3 ноября я был в Анне среди добрых и милых Барятинских и не знал, право, где было лучше — или в Крыму, или здесь, в Анне… Теперь ездили на охоты с огромным запасом и питья, и закусок. На одной из охот устроили шутку с поручиком П. Ф. Зацневским[124]
: взяли у маленькой княжны игрушку-зайца — хорошо сделанное чучело зайца — и спрятали его во время загона в заросль осоки, и когда загон кончился и охотники собрались к «обозу», я как бы случайно увидел зайца, крикнул: «Павел Францевич, заяц»… Он моментально вскинул ружье, бежит несколько шагов к зайцу и выпускает заряд из другого ствола, все так и покатились от хохота… В зайце оказалось только две дробины. Дома все смеялись. В средине ноября все анницы в одном вагоне 1-го класса, и я с ними, выехали в Петроград; я доехал с ними до Москвы, слез, а они поехали дальше. В Москве я пробыл с неделю. Володю, моего племянника, пришлось или, скорее, удалось, по просьбе моей, как Георгиевского кавалера, через великого князя Константина Константиновича[125], [записать] в 1-й Московский кадетский корпус. Брат был переведен в 1-й участок Басманной части, и квартира была на Новой Басманной улице, в казенном полицейском доме, тоже хорошая квартира. В конце ноября я был в Петрограде и, дабы не стеснять князей, поместился недалеко от них: угол Большой Морской и Вознесенского проспекта, в гостинице «Бельвю», а дом князей был по Вознесенскому проспекту, № 2, против военного министерства. Разумеется, во все праздничные дни обошел все соборы: Исаакиевский, Казанский, Петропавловский, Воскресения на крови, побывал и помолился в домике Петра Великого, в Почтамтской церкви, куда ходили князья Барятинские. Осмотрел Императорский Эрмитаж, где встретил меня бывший мой солдат 8-й роты унтер-офицер Смирнов, и осмотрел галерею Петра Великого. Был во всех императорских театрах, в Суворинском и у Коммиссаржевской, где встретил генерала А. Н. Куропаткина, который при всех в зрительной зале в партере расцеловал, и мы все антракты проговорили, вспоминая боевое прошлое. Часто с князем Анатолием Владимировичем завтракали в «Вене»[126], угол Гороховой и Малой Морской, так что старая княгиня спросила, что нам, видимо, не нравится их стол… С князьями бывали у Щербатовых, Балошевых, Корфов и других, и после двух-трех раз свиданий все меня называли «дядя Миша». Где бы я ни был, Анатолий Владимирович знал и находил. Как хорошо мне ни гостилось в Питере, а Москва больше нравилась, тут было что-то родное, близкое к сердцу…Вскоре по приезде мы с князем Анатолием Владимировичем явились государыне императрице Марии Феодоровне, были высокомилостиво приняты и приглашены на завтрак, на котором государыня пила за мое здоровье, а после завтрака долго беседовала и расспрашивала про свой 11-й полк.