Воспоминания генерала Российской армии, 1861–1919

3 декабря я представлялся государю императору в Царском Селе. Государь нас принимал в биллиардной комнате. Когда государь подошел ко мне и, назвав мою фамилию, подавая руку, спросил: «А Вы давно приехали. Вы приехали с Барятинскими и являлись с Толей моей матушке, а почему он не явился?» Я ответил, что князь Барятинский заболел. Государь долго расспрашивал про службу на Дальнем Востоке и про мое участие в Тюренченском бою, когда я окончил, он, подавая руку, сказал: «Благодарю Вас за Вашу славную боевую службу, желаю Вам здоровья и успехов», — и, продолжая держать мою руку, спросил: «Вы ранены?» Я ответил: «Нет». — «Может быть, контужены?» Я ответил: «Никак нет, Ваше императорское величество». Тогда он обращается ко всем со словами: «Вот, господа, и не ранен, и не контужен, мишень-то какая», — и милостивая приветливая улыбка его проводила меня.

В середине декабря, на рождественские праздники, я распрощался с добрейшими князьями Барятинскими, Яблочкиным и отправился в Москву к брату. Как-то у брата, зайдя на кухню, увидал «родовой» образ, сооруженный отцом, висевший в углу кухни… Я выпросил его у брата и у Оловянишников, на Никольской, заказал написать такого же размера Святую икону Толгской Божией матери, сделать на них серебряные, вызолоченные ризы и соединить их в двухстворчатый дубовой складень. 8-й роте, не имеющей ротного образа, так как таковой пропал в Порт-Артуре, заказал большой образ Николая Чудотворца со стильной бронзовой лампадой. Это было ответом за поднесенный мне ротой Георгиевский крест. Этот образ находится теперь (1921) во Владивостоке, на Эгершельде, в Церкви Благовещения, бывшая 11-го полка.

1909

Рождественские праздники и новый, 1909 год провел и встретил у брата Николая. Торжественно, как на Пасху к заутрене, гудели в полночь московские колокола сорока-сороков, призывая москвичей помолиться о «наступающем лете». Церковь Святого Петра и Павла, что на Новой Басманной, была полна молящихся. Сел на поезд-экспресс 3 января и через девять дней был уже во Владивостоке, но 4-й батальон был уже в городе, в казармах на Эгершельде, а квартира моя была в штаб-офицерском флигеле в пять комнат, из коих две уступил штабс-капитану Николаю Николаевичу Ивановскому. Столовались мы вместе, у нас было три денщика, и им было у нас раздолье[127]. Жили мы хорошо, обед готовился вкусный, были всегда закуски, водка, вина, пиво и ликеры, стоило все это гроши. Вели образ жизни «холостецкий», по расписаниям, изложенным на странице 113-й[128], но так как я в карты не играл и особенно не тратил, то были всегда сбережения в Русско-азиатском банке 3–5 тыс. Отпуск вскочил мне в порядочную сумму…

Вскоре приехали и князья Барятинские, заняли квартиру на Эгершельде, около казарм, против полковой церкви. Я и Ивановский часто бывали у них. Полковых офицеров бывало у них много, много было и моряков: барон Остен-Сакен, Сергеев и др. Часто бывал у них наш начальник дивизии генерал Владимир Александрович Ольшевский, у которого были две дочки, словно голубочки, Ниночка и Мурочка.