Воспоминания Горация

Все это было освещено великолепным осенним солнцем, которое по ту сторону города, в прозрачной дали, заставляло искриться Тирренское море, словно лазурный ковер, усыпанный золотыми блестками.

От Альбано дорога шла прямой стрелой вплоть до Капенских ворот. Однако на подступах к городу мы заметили огромную толпу, сновавшую взад и вперед. Наш возница, часто совершавший поездки в Рим, сказал нам, что Виа Аппиа является модным местом прогулок и что вся эта толпа, которую мы видим, состоит из самых щеголеватых молодых людей и самых модных женщин Рима.

Мы продолжали ехать дальше.

Примерно через час мы оказались посреди этой толпы.

Толпа запруживала всю проезжую часть Виа Аппиа, в то время как по обе стороны дороги, сидя на лавках, приставленных к гробницам, или на стульях, принесенных рабами, расположились зрители, которые разглядывали прогуливающихся.

Эта толпа, которую было любопытно рассматривать даже римлянам, была еще любопытней на взгляд людей, прибывших из глубинки Апулии.

Состояла она из молодых людей и женщин, которых лет через пятнадцать-двадцать мне так часто случалось воспевать.

Молодые люди восседали в изящных экипажах разнообразных видов, изнутри устланных драгоценными коврами, снаружи инкрустированных бронзой, слоновой костью и даже чеканным серебром, запряженных мулами или лошадьми с пурпурными чепраками и позолоченной сбруей; одни ехали в четырехколесных петорритах с четверкой лошадей, другие — в легких цизиях, запряженных тройкой мулов, третьи — в полностью закрытых ковиннусах, которыми правили сами, сидя на козлах, четвертые — в двухместных рэдах, но большей частью они гарцевали верхом, пуская вперед себя, чтобы раздвигать толпу, либо нумидийцев, тоже верховых, либо пеших скороходов в коротких туниках, либо молосских псов с золотыми ошейниками, соединенных в пару серебряными цепями.

Что же касается женщин, то почти все они возлежали в носилках, как открытых, так и закрытых, которые вчетвером, вдесятером, а иногда и вдвенадцатером несли на своих плечах слуги.

Если носилки были открытыми, то по обе их стороны шли две служанки: одна несла опахало из павлиньих перьев, другая — зонт от солнца. Впереди той и другой шагали индийские или африканские рабы в набедренных повязках из белого как снег тончайшего египетского полотна, носившие, дабы подчеркнуть цвет своей кожи, серебряные полумесяцы на груди и серебряные кольца на запястьях. Позади шли два раба-либурнийца, всегда готовые в ту минуту, когда прелестная капризница даст приказ остановиться, поставить справа и слева от элегантного экипажа изящные скамеечки-подножки, дабы хозяйке не нужно было утруждать себя, подавая знак, с какой стороны она желает сойти.

Впоследствии я привык к этому зрелищу, а точнее, не в силах привыкнуть к нему, стал избегать его как человек, питающий отвращение к шуму и к сборищам — двум вещам, более всего отпугивающим мысль, но в то время оно произвело на меня глубокое впечатление.

Как только мы повстречались с каретами и всадниками, нам пришлось перейти на шаг; однако нетрудно догадаться, какой вид имела наша убогая дорожная повозка среди этих изящных экипажей. Все кругом то и дело отпихивали наших мулов и насмехались над нами. Пару раз их схватили за удила и повернули в сторону с такой силой, что наша повозка едва не опрокинулась.

Возница хотел было вступиться за своих животных, но очаровательная вакханка, увенчанная виноградной лозой и возлежавшая на тигровой шкуре, простерла свой тирс, тем самым подавая знак двум нубийцам образумить невежу посредством кнутов из носорожьей кожи, которые они держали в руках, чтобы стегать ими сброд, недостаточно быстро расступавшийся перед прелестной жрицей Вакха; одновременно с тем же намерением какой-то красавец-всадник стал натравливать на беднягу своих бульдогов, от чьих зубов тот с величайшим трудом пытался защитить свои ноги. Ему это удалось лишь за счет того, что он взобрался на дышло повозки и удерживался на нем, словно плясун на канате.

Наконец, после того как на протяжении целого часа ему приходилось, чтобы ни на кого не наехать, проявлять ловкости больше, чем проявляет ее, чтобы не сгинуть в пучине, кормчий, плывущий между Сциллой и Харибдой, мы въехали в Капенские ворота и оказались в городе.

К моему великому удивлению, на улицах города людей было нисколько не меньше, чем на Виа Аппиа, и они производили такой же страшный шум.