Читаем Воспоминания Горация полностью

Все еще было ничего, пока мы находились в первом округе, то есть в красивом квартале, но, по мере того как мы приближались к тринадцатому округу, то есть к Авентину, крики усиливались и превращались в невыносимый гвалт, в который своими воплями вносил вклад каждый — от продавцов серных спичек, которые пытались обменять свой товар на осколки разбитого стекла, до шарлатанов, которые показывали гадюк и змей, подставляя себя их жалам и обезвреживая их укусы посредством противоядия, а затем продавали его зрителям, взимая по два асса за порцию; до угольщиков, которые погоняли впереди себя ослов, груженных углем, и до торговавших вразнос мясников, которые искусно удерживали на голове подносы со свисавшей с них требухой и кровоточащими легкими.

Подъехав к перекрестку у Большого цирка, где начинался подъем на Авентин, мы чуть было не оказались раздавлены ломовой телегой с брусьями, предназначенными служить подпорками для домов. Дома в те времена были настолько высокими, что угрожали целиком рухнуть, и понадобился особый указ императора, ограничивший их высоту семьюдесятью футами. Телега, загруженная сверх всякой меры, не была запряжена нужным количеством мулов, так что, хотя ее толкали сзади десяток людей, в то время как шесть или восемь четвероногих тащили ее спереди, совместных сил людей и животных оказалось недостаточно, и она выкатилась на перекресток под крики тех, кто рисковал быть ею раздавленным. Среди них оказались и мы. К счастью, какой-то плотник, несший балку, сообразил бросить ее поперек улицы.

Наехав на эту преграду, телега остановилась, и несчастный случай свелся к тому, что у одного человека оказалась сломана нога, а у другого перешиблены три ребра.

Оставив нашего возницу дожидаться, пока проезд, перегороженный телегой, не освободится, мы спрыгнули с повозки и пошли вдоль фасада цирка, обращенного к Свайному мосту. Нам предстояло временно поселиться в одной из тех таверн, что занимают нижние этажи гигантского здания, заполнившего собой всю долину Мурции, которая простирается между Авентином и Палатином.

Мы были уверены, что не ошибемся, так как признаком этой таверны служила вывеска с надписью: «У апулийского медведя».

И действительно, спустя четверть часа наш возница остановился у ее дверей вместе с четырьмя другими путешественниками, которые, обладая большей храбростью и меньшей нетерпеливостью, чем мы, не пожелали его покидать.

II

Полины: их вывески, их витрины. — Кто там кормится. — Баранья голова с чесноком. — Публика, которая посещает попины. — Моя предрасположенность полюбить танцы. — Наша спальня. — Бессонная ночь. — Мы платим по счету и покидаем попину. — Я уговариваю отца выбрать самую длинную дорогу к школе Орбилия. — Облик правого берега Тибра. — Мост Сублиций.


Наша таверна была из разряда тех, что именуют попинами, поскольку снабжаются они в основном благодаря попам, то есть жреческим служителям при жертвоприношениях, продающим полагающуюся им часть жертв трактирщикам. Кроме того, эти же самые трактирщики покупают мясо вепрей, оленей и медведей, которых заставляют сражаться против людей в того рода представлениях, какие называют звериными травлями.

Помимо вывески, наша попина имела витрину, носящую название окулиферий и, судя по ее наименованию, предназначенную для того, чтобы привлекать внимание посетителей.

Витрина эта состоит из амфор, на всякий случай привязанных, чтобы защитить их от воров; кусков мяса, подвешенных на крюках и находящихся вне досягаемости для рук прохожих и зубов собак; среди этих кусков мяса можно распознать отрубы козьей туши, причем не только по их виду, но и по веточке мирта, которую мясник позаботился воткнуть в них в знак того, что животное было выращено на пастбищах, где произрастает этот кустарник, и, следственно, мясо у него будет одновременно нежным и душистым.

Рядом с этими амфорами и отрубами сырого мяса выставляют свиные вульвы, чрезвычайно ценимое простонародьем кушанье, а также печень, яйца и, в наполненных водой стеклянных чашах, где они кажутся на треть крупнее, чем есть на самом деле, образчики различных овощей, имеющихся в заведении, таких, как горох, бобы, орехи, редис и лиственная свекла.

В просветах витрины видны подвешенные к потолку большого общего зала, который одновременно служит кухней, окорока, пучки сухих трав и круглые головки сыров с соломинкой ковыля посередине.

Именно в таких попинах, где, кстати говоря, ночуют лишь завсегдатаи заведения и рекомендованные ими путники, кормятся простолюдины, рабы и ремесленники.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дюма, Александр. Собрание сочинений в 87 томах

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Дикое поле
Дикое поле

Первая половина XVII века, Россия. Наконец-то минули долгие годы страшного лихолетья — нашествия иноземцев, царствование Лжедмитрия, междоусобицы, мор, голод, непосильные войны, — но по-прежнему неспокойно на рубежах государства. На западе снова поднимают голову поляки, с юга подпирают коварные турки, не дают покоя татарские набеги. Самые светлые и дальновидные российские головы понимают: не только мощью войска, не одной лишь доблестью ратников можно противостоять врагу — но и хитростью тайных осведомителей, ловкостью разведчиков, отчаянной смелостью лазутчиков, которым суждено стать глазами и ушами Державы. Автор историко-приключенческого романа «Дикое поле» в увлекательной, захватывающей, романтичной манере излагает собственную версию истории зарождения и становления российской разведки, ее напряженного, острого, а порой и смертельно опасного противоборства с гораздо более опытной и коварной шпионской организацией католического Рима.

Василий Веденеев , Василий Владимирович Веденеев

Приключения / Исторические приключения / Проза / Историческая проза