Воспоминания Горация

Около сотни появившихся на арене рабов прошлись граблями по песку, разровняв его, и, за исключением отдельных кровавых пятен, он тотчас обрел прежний цвет.

Рабы еще не успели покинуть арену, когда на нее выпустили двенадцать зайцев и четырех львов.

Римский народ находил удовольствие в этом противопоставлении силы и слабости, страха и смелости.

Львы вступили на арену прыжком, но один из них сразу же уселся, открыл пасть и так страшно взревел, что многие вздрогнули, услышав этот рев, хотя лишь улыбнулись бы при звуках грома.

Львам даже не понадобилось гоняться за зайцами. Те сами застыли на месте, дрожа всем телом. Львы же, как если бы подобная добыча была недостойна их, ограничились тем, что стали играть с ними, как кошка играет с мышью.

В разгар этой игры на арену выпустили четырех носорогов бледно-желтого цвета. Складки толстой кожи этих животных покрывали их броней почти столь же твердой и столь же непроницаемой, как панцирь черепахи.

На первый взгляд носороги казались тупоумными: их короткие ноги, их живот, чуть ли не волочащийся по земле, их мрачный взгляд не сулили зрителям ничего особенно интересного; поэтому животных стали освистывать, что, по-видимому, было им совершенно безразлично.

Но когда, увидев их, львы взревели; когда, втянув воздух, носороги учуяли львов, облик этих грузных туш очевидным образом изменился.

Носороги подняли голову, издали оглушительный рев, напоминавший рев медной трубы, способной издавать без всяких модуляций один-единственный пронзительный и скрежещущий звук, а затем стали задними ногами взметать вокруг себя песок.

Львы, со своей стороны, казалось, подстрекали сами себя к битве, хлеща хвостом по бокам и испуская рыки, не напоминавшие ни один из людских звуков.

Было понятно, что подобными рыками, когда они раздавались в пустыне, лев говорил ей: «Я твой царь!»

Внезапно один из носорогов высоко подпрыгнул, чего никак нельзя было ожидать от подобной туши, а затем, вспахивая своим рогом землю, ринулся на льва.

Лев, на которого напал носорог, был как раз тем, что уселся на арене и, распахнув свою широкую пасть, так страшно взревел.

И вот теперь, как если бы, перед тем как начать сражение, ему нужно было получше узнать противника, с которым ему довелось иметь дело, лев подождал, пока носорог не приблизится к нему вплотную, опустил лапу ему на голову, а затем, сделав из нее точку опоры, с потрясающей легкостью перепрыгнул через его массивное тело и опустился в пятнадцати шагах от него.

Не понимая, куда подевался лев, носорог обернулся, чтобы отыскать врага, и увидел, что тот ждет его, заняв оборонительное положение.

Носорог снова ринулся на противника.

И тогда с легкостью кошки лев вспрыгнул на спину, но, едва коснувшись ее, вторым прыжком тотчас же кинулся на носорога, опустился ему на загривок, вонзив когти и клыки в самую глубь его толстого кожного покрова, сделавшегося теперь бессильной броней.

Носорог тщетно пытался стряхнуть с себя своего страшного врага. Он сделал несколько шагов, чтобы избавиться от него, но лев намертво вцепился в свою жертву. И тогда, пуская в ход крайнее средство, носорог повалился на землю и принялся кататься по ней, как это делает резвящийся осел.

Стало слышно, как у льва, оказавшегося под этой огромной тяжестью, захрустели кости. Носорог раздавил ему грудь; но, когда победитель попытался встать, силы изменили ему. Когти и клыки врага добрались до его жизненно важных органов, и оба участника боя остались лежать друг возле друга.

Не прошло и десяти минут, как три других носорога тоже лишились жизни, а у двух других львов были вспороты животы.

В живых остался лишь один раненый лев, тем более опасный, что он был ранен.

И тогда на арену вышел бестиарий. То был огромного роста галл. Своим опасным ремеслом он занимался по собственному желанию. Голова его ничем не была покрыта, а из всей одежды на нем была лишь легкая туника, подпоясанная на бедрах; он был вооружен коротким мечом и круглым щитом, а обувь его представляла собой нечто вроде полусапога, оставлявшего открытой нижнюю часть ноги.

Заметив человека, который направился прямо к нему, лев, лежавший на земле, поднялся. И тогда все увидели, что из широкого отверстия, которое своим рогом пробил в его груди носорог, льется кровь; тем не менее было понятно, что у него еще осталось достаточно жизненных сил, чтобы уничтожить одного за другим с десяток тех жалких существ, каких он мог сбить с ног одним ударом своего хвоста.

Но если у льва была сила, то у человека была ловкость. Зверь ударом своей широкой лапы, отбитым медным щитом, заставил бестиария осесть на колено, но, падая, тот успел вонзить меч в львиную грудь. Луч света, отразившись от лезвия меча, на секунду сверкнул, словно стремительная, едва уловимая взглядом молния, и короткий клинок целиком погрузился в сердце льва.

Зверь распахнул полную крови пасть, встал на дыбы, чуть отпрыгнул вбок, взревел и рухнул замертво.

Бестиарий поднялся на ноги; коготь льва разорвал ему плечо, но эта рана, хотя и болезненная и серьезная, не была смертельной.