Как-то вошла я в кабинет мужа. Он был один. Меня поразил вид его. Страдание отражалось не только на его лице, но на всей фигуре и в самой позе его. Руки были совершенно холодные, и он был мертвенно бледен. Я страшно перепугалась, думая, что ему дурно. Я стала подле него на колени и, взяв верх над оцепенением, овладевшим было мной, я начала его успокаивать, говорить радостно и весело о счастье нашей девочки, о светозарной чистоте этой краткой жизни, о горестях и испытаниях, которые ей несомненно предстояли, если бы она не умерла. Он поддавался моим утешениям; усилие, которое мне пришлось сделать, принесло мне также большое облегчение. С этого дня я каждый вечер отправлялась к мужу, и мы вместе говорили о нашем ребенке, о пребывании его у Бога. Наконец отчаяние несколько утихло, горе стало менее острым.
Вот несколько строк из дневника, который я вела последние месяцы этого тяжелого года:
Октябрь, 30. «Прошлую ночь я плохо спала. Мне снилось, что я держу на руках свою умирающую крошку. Она боролась со смертью из любви ко мне. Через несколько мгновений она умерла. Тут я услышала вдруг какой-то шум у самой моей двери, затем слабый голос. Я поспешно вскочила и бросилась к двери. Там стоял мой меньшой сын, Стенли, полусонный и весь в жару. Я схватила его на руки и понесла в постель. На другой день мальчик стал жаловаться на боль в горле и не мог глотать. Доктор Кэр констатировал дифтерит. У меня замерло сердце. Неужели Господь хочет отнять у нас еще одно дитя? Болезнь оказалась очень серьезной, и в продолжение нескольких дней мальчик был между жизнью и смертью. Но удар миновал нас. Когда Стенли оправился, мне посоветовали повезти его за границу. Отчасти это было сделано для того, чтобы избежать зимних холодов, отчасти же – чтобы удалить меня из дому, где все было полно ужасными воспоминаниями. Муж мой и старшие сыновья проводили нас до Лондона. Мы наняли экипаж, который должен был доставить нас в Геную, куда пригласили нас родственники, постоянно жившие там».
Зимой 1865 года муж мой получил из Ливерпуля от Паркера телеграмму с предложением принять место директора колледжа в этом городе, так как прежний директор, доктор Гоусон, получил назначение в Честер. Муж мой увидел в этом промысел Божий и тотчас отправился в Ливерпуль, чтобы увидеться с Паркером, а также с администраторами колледжа и некоторыми лицами, имевшими голос в выборе нового директора. Так как ни с одной стороны не было колебания, то мой муж был вскоре после того выбран. Вся наша семья переехала в Ливерпуль в январе 1866 года.
Ливерпуль – один из важнейших портов мира. Трудно представить себе больший контраст, как тот, который существует между Ливерпулем, этим огромным, шумным городом, и академическим Оксфордом или тихим Челтенхемом. Многочисленное население Ливерпуля, масса иностранцев, двенадцать тысяч доков, масса складов, бесчисленные суда, моряки всех стран, вечное движение, столкновение интересов, бьющее в глаза богатство и ужасающая нищета, разнообразие религиозных верований, представленных множеством церквей, – всё это способствует тому, что Ливерпуль есть чисто интернациональный город, шумный и беспокойный.