Воспоминания и мысли

Тогда не будет больше призрачной добродетели и красивых, изящных преступлений. Никто не будет наслаждаться в ущерб своему ближнему, никто не будет покупать своих удовольствий на счет крови и слез других людей. Царство Искупителя воссияет во всем величии, оно распространится по всему миру, повсюду, куда грех внес свой яд. Христос рассыплет благословения. Спаситель проявится во всей силе Своего могущества. Все народы будут служить Ему. Он освободит бедного, стонущего под гнетом нужды, поддержит несчастного одинокого страдальца, Он освободит всех от гнета и насилия, и каждая капля их крови, каждая слеза будут иметь цену в Его глазах.

Приди, Господь, Иисус Христос!

На покое

Посвящается друзьям женщины, собравшимся в Париже 14 июня 1900 г.

В наше время делают очень много для поднятия нравственности среди мужчин, особенно молодежи. Стараются развить в них стремление к высокому нравственному идеалу. Это прекрасно и имеет большое значение. Но не надо при этом забывать, что у нас огромная ответственность по отношению к непосредственным жертвам разврата – к женщинам, которых считают отбросами общества.

Позволю себе еще раз стать на их защиту. Я уж не в состоянии больше работать для них, но мысль моя всегда с ними. Есть воспоминания, никогда не изглаживающиеся из памяти, есть лица, которые стоят как живые перед моими глазами. Многие из них умоляюще смотрят на меня из туманной дали незабвенного прошлого, точно просят передать их просьбу о помощи нашим благородным труженикам в области социальных реформ.

«Мы все еще в цепях, мы все еще в тюрьмах, мы томимся в ужасных кварталах городов, где все пропитано болезненными испарениями; мы лишены всего, чего требует сердце, к чему стремится душа. Мы страдаем, и страданьям нашим не видно конца. До нашего слуха не долетает ни малейший шум, который бы указывал на приближение вспомогательной армии. Не слышно топота коней, не несутся наши избавители. Не раздается крик часового, который возвещал бы нам с башни радостную весть свободы! Погаснет последний луч, и мы погибли! Нам душно, темно в нашей неволе. А вы проповедуете мужчинам чистоту и мужество, женщинам побольше смелости, всем возможно более любви. А мы? Вы забыли о нас?.. О, бессонные ночи, о, грустные думы»!

Из домов терпимости Женевы, Парижа, Берлина, из тюрем и ссылок всей земли подымаются эти просьбы о помощи. Кто имеет уши, да слышит. Будут ли услышаны эти стоны, эти мольбы во время будущего съезда Аболиционной Федерации, который будет в Париже? Или же стоны эти заглушатся возбуждением, царящим в такие дни, и погибнут в потоке речей, которые будут произноситься в пользу разных вопросов, тоже, конечно, достойных внимания? Подумают ли о том, что в нескольких шагах, быть может, в ближайших улицах есть жилища, населенные человеческими существами, «нашими сестрами». Вспомнят ли, что они, несчастные, вне закона, что они гибнут род гнетом порока, что они в полной зависимости от произвола полиции? Рабыни, одинокие и покинутые, ни один луч света не проникает к вам, ни одно слово утешения не долетает до вас!

Вспомнят ли о вас, вспомнят ли?

Человеческий эгоизм создал из этих обездоленных какое-то отдельное сословие. И даже лучшие из мужчин и женщин склонны видеть в них падших. Они все заблуждаются: эти несчастные невольницы не хуже других, свободных.

Мне хочется привести здесь несколько личных воспоминаний.

Первый раз поехала я в Париж в 1874 году. Как-то отправлялись мы с мужем на одно из наших собраний. Это было вечером. В маленькой, пустынной улочке встретили мы бедную девушку. Густой слой румян и белил покрывал ее миловидное лицо; на ней было яркое платье и несколько базарных плохеньких украшений. Девушка была одна из тех, которых называют «девами веселья». Какая жестокая ирония! Под белилами и ярким нарядом нетрудно было различить следы страдания и рабства. Она быстро подошла ко мне, обвила мою шею руками и, прижавшись щекой к моей щеке, сказала сквозь слезы: «О, как мы вас любим, как любим!» Прежде чем я успела ответить ей, она оставила меня и скрылась в темноте.

Подобно метеору, это видение вышло из тьмы и скрылось, не оставив ни малейшего следа.