Воспоминания и мысли

Какое страдание испытываешь, слыша, как говорят, что место женщины у «своего домашнего очага». Это звучит иронией ввиду наших социальных условий. Некоторые из говорящих это не имеют ни малейшего представления о жизни бедного класса. Многие ознакомившиеся с сущностью этой жизни сознают, что были жестоки, но большая часть продолжает торжественно проповедовать женщинам, ищущим труда, что сфера их деятельности – «домашний очаг». Этим бедным женщинам, которые лишены средств и поддержки, которые должны полагаться только на себя, говорят, что естественное назначение их быть женами и матерями и что счастье их быть зависимыми от мужчин. Что касается этой зависимости, женщины знают всю тягость ее, они научены горьким опытом, и ни они, ни их дочери не могут забыть этих уроков. Подобно одному из фараонов, который приказал израильтянам делать кирпичи, не дав им для этого необходимого материала, наши моралисты отправляют женщин, лишенных куска хлеба, к их семейным очагам, которые не существуют.

Социалисты, с которыми мне случалось говорить, также утверждают, что назначение женщины – семья, но в их устах это не насмешка. Они все надеются, что социальный переворот изменит условия жизни, и эти люди стремятся к идеалу справедливости: они мечтают, что каждый отец семейства будет всегда обеспечен работой и что заработок будет вполне достаточен для содержания семьи, жена же его не должна будет искать вне дома средств для удовлетворения нужд семьи. Тогда она будет иметь возможность отдаться своим домашним обязанностям. Вместе с тем прекратится конкуренция мужчин и женщин на почве ремесленного труда, что считается губительным.

Слушая этих вполне искренних людей, я часто задаю себе вопрос, как могут осуществиться их мечты? Не придется ли также изменить сердце и характер наряду с условиями жизни?

Что же делать вдовам и незамужним женщинам? Предполагаемый общественный строй потребует, может быть, чтобы женщины вступали в брак, а вдовы вторично выходили замуж, если у них не окажется отца или брата, который согласится содержать их. А что будет с теми женщинами, мужья которых предаются пьянству или разврату? А сколько одиноких, покинутых! Что же им делать? На это мне отвечают, что государство заменит отцов, братьев и мужей. Хорошо, пусть так. Но если бы вы привязали корову к ее яслям, не выпускали бы ее никогда на пастбище и затем не всегда аккуратно приносили бы ей корм, то вас обвинили бы в жестокости. Я всё стараюсь представить себе будущее устройство государства согласно идеалу социалистов. Не знаю, есть ли это испорченность, свойственная моему полу, но я могу только ужасаться при мысли, что женщина должна будет зависеть обязательно или от мужчины, или от государства. Какое влияние может это иметь на женщин? На что надеяться? Что даст женщине эту силу духа, эту зрелость, ясное спокойствие, настойчивость и смелость – словом, всё то, что ей дает в настоящее время честный труд? Все эти достоинства, которые мы видим чаще у женщины, чем у мужчины, служат ей поддержкой в часы нужды и тяжелых испытаний!

Боюсь, что женщина много потеряет от этой опеки государства, которая поставит ее в невозможность достичь самостоятельности: а только самостоятельность и свобода дают людей, сильных духом.

Во всяком случае я согласна с тем, что женщине наиболее присуща жизнь у домашнего очага, но то, что я понимаю под этим, несравненно шире и глубже существующих на этот счет понятий. Женщина всегда создает себе семью, если только представляется малейшая возможность. Инстинкт заставляет ее создать вокруг себя известные интересы, некоторые удобства и уютность, которые она отделяет невидимой преградой от остального мира. Поэт говорит:

«Чуткое ухо прислушивается, не скрипнет ли дверь, не раздадутся ли шаги того, кто спешит к месту сладостного отдохновения: вне дома – мир забот, неурядиц, раздора, в доме, у очага – мир любви».

Таков на самом деле идеал большей части женщин, если только он не исчез вследствие нищеты и горя.

Как-то одна бедная женщина должна была явиться в суд. Один из членов ее семьи только что умер с голоду. На вопрос судьи, почему она не пошла в убежище для бедных (в этом учреждении родителей и детей, мужей и жен размещают отдельно по разным зданиям), она ответила: «Мы не хотели покидать наш home с его маленькими удобствами». Что же это были за маленькие удобства? Один единственный стул без соломы, доска, покрытая несколькими пустыми мешками, что служило постелью, две надбитые чашки, кастрюля и оловянная ложка.

Что касается английских женщин, то они так крепко держатся за свой семейный очаг, так охотно создают его при малейшей возможности, что те мужчины, которых преследует страх за целость семьи, могут быть совершенно покойны: никакие социальные перемены не уничтожат ее. Френсис Повер Кобб, писатель, много думавший об этом вопросе, говорит следующее: