Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву

Вторым учителем, пришедшим к нам в пятом классе, был учитель математики. Ему наш класс тоже «устраивал веселую жизнь». Это был «халуц», т. е. он не был одет по-европейски в костюм с галстуком, как остальные наши учителя. На нем была русская косоворотка, и он был моложе других наших учителей. В его поведении чувствовалась растерянность, неуверенность в себе, присущие многим эмигрантам. Учителя в классе тогда сидели за кафедрой на возвышении перед нами. Перед уроком девочки поставили математику стул таким образом, что когда он сел, то упал и сильно ударился. После этого он заболел и слег. Мы узнали об этом от нашего руководителя господина Шапиро, возмущенного таким поступком своих учениц. Несколько девочек из класса проведали больного учителя. Я была в их числе. Мы вошли в пустую комнату, в которой стояла только железная кровать. Учитель лежал бледный, накрытый серым одеялом. Мы извинились перед ним за всех и спросили, чем можем помочь. Он был очень смущен и чувствовал себя неудобно. Он сказал нам, что ничего страшного не произошло, в детстве всякое случается, так что мы ни в чем не виноваты и ни в какой помощи он не нуждается. В школу он больше не вернулся.

Мы переехали на улицу Бальфур. Там мы жили в первое время в палатке, а затем через пару лет поселились в бараке.

Начало улицы было мощеным, с обеих сторон каменные дома: с правой стороны была больница, с левой – рабочий клуб. А дальше шли пески. С обеих сторон в песках стояли бараки и палатки новоприбывших. На левой стороне в лощинке, в глубоком песке, без тропинок стояла наша палатка. Я помню, что проснулась как-то ночью от крика и смеха молодых людей, живших по соседству. На улице буря, дождь, сильный ветер. Их палатки завалились, и это их веселило. Открыв глаза, я увидела маму, держащую обеими руками столб палатки, чтобы она не упала. Сара была тогда грудным ребенком. После этого мы переехали в барак к дедушке Биньямину.

И вот мы опять там. Но теперь уже в бараке на правой стороне улицы, правда, опять в песках. Теперь в нашей семье было уже пятеро детей: Бат-Ами родилась, когда мы жили на улице Бецалель. В то время я вступила в организацию скаутов «Цофим». Мы встречались по субботам на «Сдерот Ротшильд» (Бульваре Ротшильда). Мы носили формы цвета хаки с галстуками; цвет галстуков указывал на принадлежность к какой-либо группе. Наши руководители проводили строевые занятия, а в Центральном клубе скаутов устраивались другие мероприятия, собрания, учебы, лекции. Отряд возглавляли Барух К. и Ривка П., студентка семинара Левински и сестра нашей одноклассницы. Наша группа называлась Аяла («Газель»). У нас был черный флажок с вышитой оранжевыми нитками газелью и такие же галстуки. Наш отряд был самым младшим в этом отделении «Цофим». В других отрядах были ребята постарше, в большинстве своем ученики гимназии или молодые рабочие.

Там я познакомилась с Меиром Слонимом, который работал наемным сельскохозяйственным рабочим. Барух К. был тогда известен в Стране как профессиональный атлет-бегун. Он принимал участие во всех соревнованиях на Ближнем Востоке. Квартиру его родителей украшало множество кубков, полученных им в различных соревнованиях.

Однажды он пригласил нас посмотреть соревнования английских солдат, в которых принимал участие. Барух был красивым молодым человеком атлетического сложения. Он часто выступал с докладами на общественные темы в клубах молодежи. Работал он экскурсоводом и на своей машине возил туристов по всей стране.

Положение наших родителей улучшилось. Они построили на улице Левински барак из новых досок. Пол в нем был выложен большими плитами серого цвета. Барак состоял из двух комнат: спальня родителей, где потом стояла кровать родившегося тогда нашего единственного брата Якова, и гостиная, служившая одновременно столовой и спальней для нас, девочек. Вдоль барака тянулась открытая веранда, где стоял длинный стол со скамейками. С левой стороны веранды была кухонька, а с правой – маленькая комнатушка. Эту комнатушку выделили потом Тове перед ее свадьбой. До этого мы с Товой спали всегда вместе на одной кровати. Душ и туалет находились в крохотном дворике, огороженном низким деревянным забором. У входа во двор слева от калитки был кран для воды. Наш барак располагался между двумя другими, принадлежавшими йеменским семьям, напротив стоял барак восточноевропейской семьи, благоустроенный, хорошо меблированный, со шторами на окнах. Глава этой семьи работал портным, а его жена прачкой. Во время моего визита в Израиль в 1956 году мама повела меня на улице Левински и показала пустующее место от нашего дома, а напротив еще стоял заброшенный барак семьи портного.

Остальные жители после образования Государства Израиль выстроили на месте своих бараков дома, а мой отец говорил, что он не уплатил арабу – хозяину земли и на чужой земле строить дом не будет.

В бараке на улице Левински я жила до высылки английскими властями из Палестины.