Воспоминания комиссара Временного правительства. 1914—1919

Комитет снарядил специальную делегацию для переговоров со Шлиссельбургской республикой в составе Чхеидзе, Войтинского и др. Но на месте делегация выяснила сразу, что все это лишь недоразумение. Действительно, была внесена резолюция о независимости, о национализации земли и пр. Но эта резолюция была предложена не то большевиком, не то анархистом и была провалена в Шлиссельбургском Совете большинством голосов против одного при общем смехе… Но вместе с тем выяснилось, что по примеру своего «большого брата», Петроградского Совета, шлиссельбургские солдаты и рабочие считали себя вправе вмешиваться в распоряжения правительственной власти и действовать, не считаясь с ее авторитетом. Правительственные же органы были оторваны от всего, что фактически представляло энергию народа, и не были и не могли быть в курсе того, что творилось кругом.

Делалось ясно, что правительственная власть в стране начинает становиться бестелесною тенью, между тем как масса увлекается в какие-то безбрежные политические дали. Странные, дикие и ни с чем не сообразные настроения масс врывались иногда в самый комитет. Вот небольшой, но очень памятный инцидент. В Кронштадтский Совет приехал солдат с фронта и, пораженный нравами кронштадтской вольницы, стал печаловаться на горькую участь солдат на фронте, где царили почти что старые порядки. Кронштадтский Совет пришел в страшное негодование и сразу выделил целую делегацию из матросов, солдат и рабочих для поездки в армию и наведения в ней «новых порядков». При этом делегации были даны Кронштадтским Советом полномочия арестовывать на фронте командный состав.

Делегация должна была немедленно, после бессонной ночи, ехать на фронт. Но она сочла, что будет благоразумнее запастись мандатом и от Петроградского комитета. Здесь она была выслушана на пленуме комитета, который, конечно, отнесся ко всей затее резко отрицательно и не только отказал в выдаче мандата, но решительно протестовал против подобной поездки. Инцидент был мелкий, но он произвел громадное впечатление тем настроением, которое принесли с собой делегаты. Это, несомненно, было массовым психозом. Мы видели, как на наших глазах какой-то нездоровый угар стал спадать с делегатов – лишь один матрос упорствовал до конца, как они сами стали признаваться, что никто из них не умеет говорить, что они сами толком не знают, куда и зачем едут. Но все они рассказывали, что ночью у них в Совете было такое настроение, что все чувствовали себя способными переделать весь мир.

Стало понятным, что та психология недоверия к власти, которая потоками исходила из Петрограда, должна была быть изменена энергичным сосредоточением всего авторитета власти и силы в одном каком-нибудь учреждении. При сохранении двоевластия масса неминуемо должна была уйти и от правительства, и от Совета, ведь 20 апреля солдаты и рабочие вышли против правительства, но отчасти и против Исполнительного комитета.

Однако и после апрельских событий было старание оттянуть момент неизбежного вступления членов комитета в правительство. Даже уже в ответ на письмо Львова с предложением образования коалиционного правительства комитет, правда большинством всего в один голос, решил в правительство не входить. Но военный вопрос самым непреодолимым образом выдвигал необходимость консолидации и укрепления власти.

После инцидента с «семью диктаторами» Корнилов выразил желание уйти. Из военных кругов была выдвинута тогда мысль о частичном объединении власти для Петроградского военного округа в виде отправки к Корнилову комиссаров от Исполнительного комитета. Комитет согласился и выбрал Соколова и меня в качестве таких комиссаров. Мы виделись с Корниловым и, казалось, достигли с ним полного соглашения.

Но на другой день нам сообщили, что Корнилов все же решил уйти в отставку. Вслед за ним ушел Гучков, не пожелавший далее нести ответственность «за тот тяжкий грех, который творится в отношении родины», как он писал в опубликованном при уходе письме. Правительство вошло в полосу перманентного кризиса: Керенский с тоской говорил, что правительства уже нет, что оно не работает, а только обсуждает свое положение… Власть, разбитая 20 апреля, разваливалась на части. Формула «поддержки постольку-поскольку» теряла свой смысл уже потому, что некого было поддерживать – правительство надо было воссоздавать, а это было невозможно без участия комитета.

Быть может, и тут боязнь власти победила бы. Но вести с фронта, привозимые толпами делегатов, становились все мрачнее. Приходили какие-то новые люди, озлобленные, негодующие, требующие заключения немедленного мира, бранящие правительство за медлительность и обман, а комитет – за нерешительность по отношению к вероломному правительству. Не двинется ли за этими делегатами весь фронт, погружая страну в мрак анархии и полного уничтожения?