Воспоминания комиссара Временного правительства. 1914—1919

Почему отступил отряд Краснова? Формально устанавливаются две причины: отсутствие пехоты и недостаток снарядов в его отряде. Но обе эти причины сводятся к одной – настроению масс. Пехоты было сколько угодно, даже слишком много и в Царском Селе и в Гатчине. Но эти гарнизоны, не вставая на сторону большевиков, решительно отказывались встать на сторону правительства. Сторонники большевиков поспешно, с оружием, уехали в Петроград. Остальные бросали оружие в казармах, выходили на улицы, не сопротивлялись, когда их забирали и разоружали.

Они были настолько безопасны, что Краснов, вынужденный оставить в казармах оружие, так как у него не было сил собрать это оружие, не боялся иметь позади себя чуть ли не 15-тысячный гарнизон. Но отряда в сто человек не удалось собрать из них на помощь Краснову. Терпеливо выслушав увещания, убеждения и призывы, солдаты расходились, не споря, не соглашаясь и не действуя. То же настроение было, по-видимому, и в других частях, так как, несмотря на то что многие лица и во многих местах старались двинуть отряды к Гатчине, ни один не пришел, кроме какой-то полупьяной шайки полковника Орла.

То же настроение, в сущности, было среди казаков: они формально шли в наступление, стреляли из пушек и винтовок… Но они не сражались, так как потери большевиков после дня пальбы оказались смехотворно малыми. Но и большевистские войска были такого же настроения: отряд Краснова отступил с потерями, насколько помню, не превышающими 20 человек раненых и убитых… Ясно, это был не бой. Масса была почти в равновесии. Но большевиков было больше, чем их противников, и они действовали единодушнее, и масса понемногу наклонялась в их сторону. Поэтому небольшой отряд Краснова должен был качнуться назад, просто для того, чтобы не раствориться в массе окружающей пассивной, колеблющейся солдатчины. Но разложение нагнало отряд – уже в Гатчине.

В Гатчинском дворце всю ночь было оживление. Приехал весь штаб Краснова. Приехал Савинков. Происходили заседания офицеров.

С неудовольствием узнал Керенский, что в Гатчину приезжает Чернов, гастролировавший перед тем, и с большим успехом, на Северном фронте. Керенский просил меня встретить Чернова и убедить его немедленно ехать дальше, если возможно, не заглядывая во дворец, во всяком случае не пытаясь играть какую-либо роль в Гатчине. Мне казалось это излишней подозрительностью и недоверчивостью. Я поместил Чернова в моей комнате и даже настоял, чтобы Керенский принял его. Беседа продолжалась недолго, но в весьма спокойных тонах.

Не успели мы с Черновым вернуться в мою комнату, как меня опять вызвал Керенский. С ним был Савинков. Оказывается, Савинков пришел с собрания офицеров Гатчинского отряда с предложением утвердить его в качестве комиссара отряда. Керенский спросил меня, как я отношусь к этому. Я сказал, что, по моему мнению, такое назначение нежелательно, так как и теперь у нас большие трудности, и мы не можем добиться прихода пехоты… Имя же Савинкова настолько непопулярно в левых кругах и комитетах, что известие о его активной роли в отряде может нас окончательно лишить надежды на пехоту. Савинков не соглашался со мной и говорил, что важнее всего привлечь на свою сторону офицерство, которое на стороне Савинкова, что доказывается его теперешним избранием. Керенский прервал наш несколько своеобразный спор, заявив, что он утверждает Савинкова.

В моей комнате я застал Войтинского, Семенова и какого-то подозрительного офицера с подвязанной щекой, который утверждал, что офицеры гатчинского дворца составили заговор против Керенского, что он якобы собственными ушами слышал, как они говорили, что при первой попытке Керенского уехать они пустят ему пулю в голову. Я, конечно, отнесся к этому как к полнейшей ерунде, и даже не передал Керенскому. Но это рисует атмосферу Гатчинского дворца.

Утром я был разбужен делегацией лужских эсеров, в руках которых была лужская станция и Лужский Совет. Они пришли к Чернову спрашивать его совета: правильна ли та позиция, которую они заняли и выразили в накануне принятой резолюции. Эта резолюция гласила, что Лужский гарнизон решает оставаться нейтральным в борьбе правительства с большевиками и пропускать эшелоны как идущие на помощь правительству, так и идущие по зову большевиков. Чернов заявил, что с его стороны резолюция возражений не встречает. На мои негодующие реплики, что это удар в спину правительству, он спокойно заметил, что практически важно одно, чтобы пропускались эшелоны правительства, так как эшелоны к большевикам, по-видимому, не идут.