Воспоминания мёртвого пилота (СИ)

Ведомый экипаж сразу после взлёта вместо перехода в набор высоты по приборам принялся визуально искать своего ведущего, взлетевшего на три минуты раньше. Всматриваясь в ночное небо, в надежде отличить огонь сгораемого керосина от света звёзд, лётчики не заметили, как самолёт перешёл на снижение. Когда сработала звуковая сигнализация, спокойным женским голосом предупреждающая о приближении земли, было уже поздно. Сверхзвуковой ракетоносец с полными баками горючего оказался слишком тяжёлым, чтобы быстро изменить траекторию полёта. C высоко задранным носом, он задел землю и, оставляя за собой широкую полосу пожара, разрушился. Несгоревшие куски фюзеляжа и детали двигателей были разбросаны взрывом на сотни метров вокруг места крушения. Спасательная команда быстро нашла тяжелый несгораемый оранжевый шар, именуемый как "черный ящик", и магнитофонные записи переговоров пилотов подтвердили первичную версию трагедии.

Роковая ошибка в технике пилотирования.

Ещё более драматичная катастрофа произошла в центре боевой подготовки лётного состава, расположенного на юге Украины. У точно такого же самолёта на взлёте днём в простых метеорологических условиях оторвалось крыло. Лётчики, увидев нарастающий правый крен, до самой земли пытались устранить его отклонением штурвала влево. А штурмана, сидевшие в своей кабине за их спинами, сразу оценив обстановку, предприняли попытку катапультироваться. Молодой штурман-оператор среагировал на аварийную ситуацию быстрее и выпрыгнул на одну секунду раньше, чем штурман-навигатор. Это спасло ему жизнь. В момент катапультирования стремительно нарастающий крен достиг сорока пяти градусов и ста метров высоты, на которую его кресло было выброшено пороховым зарядом, хватило для раскрытия парашюта. А навигатору повезло значительно меньше. Среагировав чуть позже, он вылетел из своей кабины, когда крен самолёта достиг ста пятидесяти градусов и, ускоренный реактивной струёй, врезался в сухую украинскую землю. Его парашют так и остался нераскрытым. Справедливо говоря, от старшего штурмана учебного полка не осталось ничего. Удар о землю был такой силы, что отделить части его тела от глины не представлялось возможным. Погибшие пилоты, хоть и обгорели в огне пожара, были легко узнаваемы.

Двух пилотов и штурмана хоронили как героев. Эскадрилья истребителей из полка противовоздушной обороны пролетела над похоронной процессией. В тот момент, когда самолёты были над головами несущих гробы сослуживцев, три из восьми "Мигов" резко взмыли вверх и растворились в голубизне неба, символизируя этим то, что хотя лётчиков и хоронят на земле, души их навсегда улетают в небо.

Единственный чудом оставшийся в живых член экипажа настоял на том, чтобы его вновь допустили к полётам. И когда через месяц после катастрофы он шёл по бетону рулёжной дорожки к месту стоянки своего нового самолёта, все лётчики и техники, оставив свои дела, поворачивались к нему лицом и аплодировали.

Закончив свой рассказ, он вспомнил, зачем пришёл ко мне в этот субботний вечер. Но не успел Олег вернуться к теме моей трагедии, как открылась дверь, и вошли очаровательные хозяйки этого гостиничного номера в сопровождении Вадима Васильева.

Я улыбнулся Сергееву и сказал:

- Тебе пора, спасибо за интересную беседу. И передай "оперу", что я не виноват в гибели своего экипажа.

- Какому "оперу"? - сделал удивлённый вид Сергеев.

- Ты сам знаешь какому, - ответил я и добавил для ясности. - Тому, который тебя сюда прислал.

Непрошеный гость ушёл, а ничего непонимающие девушки стояли в дверях, с изумлением глядя на меня. Первой пришла в себя Марина. Закрыв за собой дверь комнаты, она села за стол напротив меня, и с видом человека, у которого есть право допрашивать других, в упор спросила:

- Валера, что тут происходит? О чьей гибели шла речь?

Пришлось коротко рассказать о моём беспримерном плавании на плоту среди льдин, с двумя замёрзшими товарищами. В заключение рассказа я спросил, обращаясь к обеим путешественницам:

- Ещё вопросы есть?

- Есть, - ответила тихим голосом Таня. - Кто такой "кум"?

- "Кумом" в Вооружённых силах называют сотрудника контрразведки, - ответил за меня штурман.

- А причём здесь контрразведка? - удивилась Таня.

- А притом, что когда им делать нечего, они стараются найти себе занятие. Надо же как-то оправдывать свои не в меру раздутые штаты. Вот и лезут во всё подряд. Шпионами на флоте и не пахнет, а заниматься чем-то надо. Следствие по моему делу, закончилось полгода назад. Я и должность новую успел получить, а они всё ищут возможность поймать меня на лжи и шлют таких вот "Олегов" с коньяком. Будто коньяк в состоянии изменить прошлое, или я под влиянием алкоголя возьмусь себя оговаривать. Не знаю, на что они рассчитывают, но этот номер у них не пройдёт.

Побледневшие москвички сидели за столом и с жалостью смотрели на меня. Штурман, знавший давно всю эту историю, сказал:

- А не выпить ли нам по чуть-чуть за нашего боевого командира?

Я разлил в четыре стакана оставшийся после ухода Сергеева коньяк и предложил другой тост: