Воспоминания о детстве

Очень мы с Ромкой любили в окно смотреть. Наша квартира большая, и окон в ней было много, на все стороны выходили. И на улицу, и во двор, и на соседние крыши с чердаками, и на Литературный квартал со сквером. Столько всего интересного творилось там за окнами. Вон чья-то шляпа полетела, экипажи посреди улицы столкнулись, толпа собралась, извозчики ругаются, квартальный бежит и свистит в свисток. Ромке этот свисток очень нравился, уж он выпрашивал, выпрашивал его у квартального, но тот никак давать не хотел, жадина, даже свистнуть разочек.

Вот рыжий кот Петруша за голубями гоняется. Гимназисты протопали, трамвай промчался со звонком, лошадь чья-то проскакала, только скрылась, а за ней уже и толпа понеслась.

У хлебопекарни очередь собралась за хлебом. До сих пор этот вкусный запах хлеба вспоминается, а какие там пирожки с повидлом делали – пальчики оближешь. Мама всегда нам с Ромкой их покупала. А еще булочки с маком там пекли, пирожные с кремом, вафельные трубочки, эклеры, торты всякие: для свадьбы, для дня рождения, для Нового года и Рождества.

Наша кухарка работала на этой хлебопекарне, она нас с Ромкой несколько раз туда водила посмотреть, как все это печется. Ух, и здорово! Булочки по дорожкам едут то вверх, то вниз, а потом в печку, и горячие-горячие прямо покупателям в руки. Крем отовсюду вылезает разноцветный, все куда-то едет, стучит, пыхтит, жарко там так, что стекла на окнах потеют. И вкусный запах на всю улицу распространяется, вот очередь и собирается, длиннющая, от крыльца до самого конца улицы.

Когда погода была хорошая – тепло и солнечно, мы всей семьей отправлялись гулять в сквер. Мама в нарядном платье и шляпе с вуалью под руку с папой. Рядом Катька с задранным носом вышагивает, как королева. Следом за ней Паулина Ричардовна плывет со всеми своими необъятными юбками в складках. А над ней в любую погоду точно так же плывет огромный зонт – от солнца. Паулина Ричардовна всегда крепко держала меня за руку, а я с завистью таращилась на ее кружевной зонт. Как мне хотелось иметь такой же, очень хотелось! Я бы под ним могла запросто спрятаться, да и Ромка тоже. Он шел сзади с клеткой, в которой сидел Чирикнутый. Эта клетка была в два раза больше самого Ромки. Издалека даже казалось, что клетка сама по себе вышла погулять. Ромка пыхтит, а Чирикнутый ругается на птиц.

Таким шествием мы гуляли по дорожкам сквера, очень медленно и чинно вышагивая и раскланиваясь со знакомыми. Потом папа встречал Счастливчикина и Воротилкина, они тоже были чиновниками и выходили иногда погулять со своими женами. Счастливчикин целовал мамину руку. Он был по совместительству психологом, поэтому его все уважали. У Счастливчикина была своя контора с золотой дощечкой на двери и колокольчиком. За это его уважали вдвойне и звали к себе на чай, на обед или на ужин. У нас он пил чай с малиновым вареньем самое большее четыре раза в неделю.

Однажды Ромка разбил хрустальную вазу, а потом притащил домой лохматую жуткую псину двухметровую. Псину выгнали, Ромка обиделся и хотел выпрыгнуть в окно, тогда его повели к Счастливчикину. Ромка долго просидел у него в кабинете, а когда вышел, то сказал нам с Катькой, что Счастливчикин – круглый болван.

Этот Счастливчикин все время говорил о смысле жизни, о гармонии и еще о чем-то. А Воротилкин говорил о политике и всегда добавлял, что если бы его воля, он бы все правительство переворотил бы с ног на голову.

Мадам Счастливчикина всегда ходила с коляской, вокруг нее сразу все собирались. Мадам Воротилкина была очень толстая и занимала половину скамейки. Она все время кричала, что никому верить нельзя, все вокруг бандиты и воры. Мама говорила о погоде, о трех метрах тюля, о парикмахерской, о том, что какая-то француженка родила тройню, о Париже, о моде и о том, где бы подешевле достать колбасу и американскую индейку.

Катька отправлялась к фонтану, где ее уже ждали Маша и Сонечка. Они стрекотали без умолку как сороки о кошках, о цветных лентах, о платьях, о любви, о новой шляпке с маками, о пудре, о каком-то дураке Воробейкине из соседней гимназии, о романах, о Мэри Пикфорд.

Подружек у Катьки было хоть пруд пруди, всех и не сосчитать. Собирались вместе – просто жуть вспомнить, что было. Тараторили с утра до вечера, и главное, о чем, о ерунде всякой. Рыжая Лариска много о себе воображает, Танька – тихоня, Милка слишком задается, Любочка – пустышка.

А как все эти ее подруги друг с дружкой чудно разговаривали: “Ах, Леночка, какая погода сегодня хорошая! Не желаете ли, душенька, чаю? Какая вы, Дашенька, право, умница!” Точно так же разговаривала мама с соседками, и со знакомыми в магазине, и с женой аптекаря за чашкой кофе.

А с мальчишками Катька и ее подруги как говорили – смех вспомнить. “Вы, Александр, право, безумный какой-то сегодня. Вы, Митенька, глупы как пень. Я не желаю вас больше видеть!”

Мне все это казалось смешным, ведь я тогда еще не ходила в гимназию, где учили хорошим манерам.