Я уже говорил и скажу еще раз, что Италия времен Пасколи, Кардуччи, Д’Аннунцио, времен Тито и Микетти, Италия Бойто и Масканьи, хоть и не шла в сравнение с Италией великих эпох, все же была почтенной и почитаемой, в сотни раз более достойной уважения и доброго отношения, нежели сегодняшняя Италия, где все духовные ценности, пластические искусства, литература, поэзия, музыка втоптаны в грязь бандой кастратов, неучей, чистильщиков обуви, преклоняющихся перед всеми иностранными лизоблюдами. Они малодушно и преступно сводят все формы мысли и искусства к непристойному подражанию всему самому низкопробному, пустому, фривольному, что творится за пределами Италии, особенно в Париже.
Свою злобную зависть эти люди с грубой бранью изливают на тех, в ком видят опасность; самым трусливым и аморальным способом они пытаются воспользоваться беспорядком, анархией, невежеством, равнодушием и ленью, царящими ныне в сознании людей, и стремятся нанести вред тем, кто серьезно работает, кто обладает темпераментом настоящего человека, а не педераста, кастрата, онаниста или какой-нибудь старой девы, иными словами, тем, кто, являясь истинным художником, с гневом отвергает попытки загнать себя в стадо негодяев, импотентов и дураков.
Повторю еще раз, что в Италии в академиях, где следовало бы приучать молодежь к трудной, кропотливой работе постижения таинств творчества, должны преподавать серьезные художники, владеющие рисунком и умеющие держать кисть в руках, а не бездари, не знающие даже, как заточить карандаш.
Я пишу и буду писать об этом, и мне плевать, какова будет реакция, поскольку я знаю, что, помимо того, что я большой художник и крупная личность, на меня к тому же возложена
Я пишу и буду писать об этих вещах в надежде, что здравомыслящие люди, которые, как я надеюсь, еще остались в Италии, смогут не сегодня завтра это оценить. Я хотел бы также, чтобы здравомыслящие люди могли дать оценку тем коварным маневрам, тем действиям, касающимся искусства, которые еще предосудительнее, чем акт осквернения в музее шедевра каким-нибудь сумасшедшим. Я хочу сказать об экспозиции в залах Галереи современного искусства на Валле Джулия. Выбор работ, представленных здесь, в высшей степени тенденциозен. В целях поддержки, защиты и оправдания глупости, немощности, безграмотности современных художников все искусство нынешнего столетия представлено в галерее рядом с нелепыми портретами Манчини, на которых лица, словно с пасхальных открыток, комическим образом контрастируют с модернистским приемом использования почти центнера черной краски в решении антуража, парой-другой деревянных элегантно-фальшивых портретов Больдини и несколькими живописными работами Спадини, выбранными из числа самых средних, выполненных в духе второклассного Сецессиона. А где работы Джачинто Джиганте, Палиццы, Джованни Карновали, Фонтанези, Сегантини, Превиати, Винченцо Джемито?.. Коварная госпожа Пальма Букарелли и не собиралась выставлять этих художников, ибо знала, что сопоставление их работ с мазней современных модернистов могло бы оказаться опасным. Здесь же и с теми же намерениями вся итальянская скульптура Отточенто представлена погребенными под стеклянными колпаками плазмообразными восковыми фигурами Медардо Россо.
Все это — вероломная акция с целью внедрить в сознание простаков мысль о том, что глупость современных модернистов представляет собой чисто итальянскую традицию. Естественно, госпожа Пальма Букарелли, отвечающая за экспозицию Отточенто в этом музее ужасов, из мастеров рубежа прошлого и нашего столетий выбирала таких, как Спадини, она понимала, что выбрать в качестве поддержки той ужасной живописи, что создается сегодня, работы первой половины прошлого века означает ударить в грязь лицом и оказать скверную услугу своим протеже.
Во Флоренции я продолжал работать в новой технике, работа с использованием эмульсии дала великолепные результаты. Написанный маслом знаменитый портрет, где я изобразил себя обнаженным, стал самой совершенной работой из всех тех, что я создал до этих пор.
Мы жили во Флоренции в особняке, расположенном недалеко от города, в начале улицы Сан-Доменико, что ведет к флорентийским холмам с великолепными виллами, среди которых доминирует вилла, где на протяжении стольких лет тихо жил и работал великий базельский живописец Бёклин.
Мне думалось, что и я поживу и спокойно поработаю в особняке во Флоренции уж если не долгие годы, то хотя бы какое-то время. Однако судьба, та самая судьба, что обрекла меня на постоянные странствия, распорядилась иначе.