Воспоминания о моей жизни

Я знал, что в полку состоял большой экономический фонд и что не может быть препятствия в деньгах. Но такая операция являлась, конечно, вмешательством в область интендантства и с точки зрения буквы была незаконной. Я считал, что бессмысленно копить деньги только ради увеличения запасных сумм (обычное явление в полках во время войны при щедрых отпусках от казны) и что лучше истратить часть их на текущую насущную нужду, притом связанную с боевой готовностью полка.

Ляпунов стал на точку зрения буквы закона и уперся. Мы едва не поссорились, но в конце концов порешили сознательно отступить от закона, причем я сказал: «Беру всю ответственность на себя, и когда нас с вами, Александр Михайлович, притянут после войны к суду, я скажу, что заставил вас исполнить мое приказание».

Ляпунов по-джентльменски возразил: «Ответим вместе», – и затем с присущими ему энергией и организаторским талантом превосходно наладил сапожный вопрос. Через каких-нибудь два дня кризис миновал. И больше не было отсталых.

При подходе к Висле Козловский полк с двумя батареями назначили в авангард дивизии. Остальные три полка следовали по той же дороге в положенном расстоянии сзади.

Полк пересек Вислу по легкому понтонному мосту где-то между устьями Дунайца и Вислоки. На реке начался ледоход перед тем, чтобы сковать ее льдом на зиму. Едва мы успели переправиться, как лед сорвал и разбросал понтоны. Авангард оказался отрезанным от главных сил. Положение это продолжалось дня два-три, пока не навели с большим трудом другой мост.

Между тем козловцы прибыли в тыл того района, где шел упорный бой и где могла потребоваться наша помощь. Однако в тот самый вечер какой-то полк удачной ночной атакой далеко отбросил напиравших австрийцев и даже захватил штаб неприятельского полка с командиром. Наша помощь не понадобилась.

Когда на северный берег этого участка Вислы перешла вся дивизия, она приступила к выполнению дальнейшего движения в северном направлении; козловцы по-прежнему составляли авангард. Выступили вечером. Находясь в голове колонны, я получил донесение, что к хвосту колонны и к обозу первого разряда подъезжал командующий 3-й армией Радко-Дмитриев, спрашивал обо мне и приказал мне кланяться.

Ночной марш наш представлял один из примеров плохой налаженности штабной работы. Считалось, что мы имели противника впереди и собирались его атаковать. Мне было приказано «овладеть» деревней Ивановкой, где предполагались австрийцы. По приказу можно было заключить, что слева у нас, со стороны фортов Кракова, нет ни неприятеля, ни своих! Я последовал установленной для себя привычке вести деятельную разведку полковыми средствами. Очень скоро, на походе, из донесений моих конных разведчиков мне стало ясно, что мы идем по тылам сплошной линии наших войск, обращенных лицом на запад и ведших бой. Наконец мне дали знать, что мы проходим вблизи штаба пехотной бригады Н-ской дивизии. Я сам проехал туда и получил подробную ориентировку.

Но вопрос деревни Ивановки и предстоящей атаки этого селения оставался еще открытым. Наступила полная ночь. Мы дошли до какой-то деревни, отстоявшей от Ивановки в расстоянии, отвечавшем переходу от походного порядка к боевому. Но тут я получил донесение от своей передовой разведки, что она побывала в пресловутой деревне Ивановке, и что она занята нашим пехотным полком вот уже несколько дней!

Не без иронии донес я об этом открытии в штаб дивизии. У последнего были в распоряжении более богатые средства разведки, чем у командира пехотного полка, и он мог быть точно и своевременно осведомлен об обстановке в районе ближайшего перехода дивизии. На самом деле этот переход совершался в полной безопасности, надежно со всех сторон прикрытый, и являлся не фронтальным по отношению к противнику, а фланговым.

В ту же ночь я получил приказание сменить поблизости на позиции фанагорийских гренадер. Они только что, после двухдневного упорного боя, штыками отбросили венгров с одной важной высоты. Венгры – лучшие войска в австрийской армии – атаковали яростно, высота переходила из рук в руки, пока, наконец, в тот вечер фанагорийцам не удалось окончательно утвердиться на этой позиции и продвинуть линию вперед.

Наутро, по смене, мы могли воочию убедиться, какой это был жаркий бой и даже как именно он развивался. Трупы еще не были убраны с поля сражения и наглядно изображали, как сначала противник проник было в селеньице, которое находилось на самой вершине высоты, и как штыковой контратакой был снова сбит с нее. Линии трупов схематически, точно на плане, показывали перебежки цепей и стремление неприятеля охватить высоту.