Но по времени вспомогательное наступление австрийцев было согласовано плохо и оказалось запоздалым. Правда, оно вызвало у нас смущение и тревогу на несколько дней, пока армейский корпус (24-й?), прикрывавший наш фланг, подавался под напором превосходных сил австрийцев на север и все ближе к Висле. Но там положение уже настолько упрочилось к 1 декабря, что можно было освободить 3-ю армию и, сняв ее с позиций, направить для ликвидации флангового удара Карпатской австрийской группы.
Чтобы обеспечить беспрепятственность и широту этого контрманевра, надо было отвести части сначала на восток, перехода на два, и, выиграв таким образом глубину и разбег, лишь затем начать наступление на юго-запад и на юг. Получилась операционная линия, сломанная под углом примерно в районе Сандомира.
Однако этот кружный угловой путь удлинял движение, а создавшаяся угроза требовала от 3-й армии быстроты. Поэтому войска шли усиленными переходами, и, насколько помню, 51-я дивизия совершила предварительный марш в тыл к Сандомиру в течение одних суток. Помню, во всяком случае, что под конец этого перехода, ночью, я совершенно потерял чувство, где я нахожусь, всецело завися от своей лошади; временами я крепко спал, сидя в седле, и даже видел сны!
Должно быть, 2 или 3 декабря мы уже были на правом берегу Вислы. Боевые новости становились веселее: противник, наступавший между реками Дунайцем и Вислокой, встретив наши первые подкрепления потесненного фронта, стал заметно ослабевать и выдыхаться. Еще день-другой, и он был сам вынужден к отходу под нашим напором.
31-й дивизии пришлось вступить в боевую линию в этот период начавшегося преследования. Неприятель подавался широким фронтом в общем направлении на Тарнов, довольствуясь арьергардными боями. В начале этой операции на долю 31-й дивизии выпала пассивная роль механического следования по стопам австрийцев, сумевших посредством одного усиленного ночного марша оторваться от нас и потерять соприкосновение. В виде трофеев доставались нам лишь отсталые или заблудившиеся австрийцы.
Поворотным днем, оживившим этот довольно бесцветный поход, вдруг – и совершенно непредвиденно – явилось 6 декабря.
Вечером накануне части дивизии заночевали в тесном соприкосновении с австрийцами на позиции.
Козловский полк находился в резерве и провел ночь на квартирах, неподалеку от деревни, где стоял штаб 31-й дивизии.
Утром 6-го пришло неожиданное и радостное известие: воронежцы на рассвете атаковали противника, расположенного против них, прорвали фронт, захватили участковую артиллерию и многочисленных пленных, целые батальоны со всем их начальством.
Вскоре эти серо-синие колонны австрийцев, почти без конвоя, появились в селении, где стоял штаб дивизии. Проходили они бодро и весело, зубоскаля и перебрасываясь шутками с русской солдатней, высыпавшей поглазеть на живые трофеи.
Все эти пленные, без исключения, оказались чехами.
Успех воронежцев имел мелкое тактическое значение, так как дивизия в этом полковом предприятии не принимала никакого участия и в последовавшем за тем общем преследовании не развила того, что было достигнуто на коротком фронте одного полка. Это не помешало штабу дивизии, с генералом Кузнецовым и полковником Б. К. Казановичем во главе, донести наверх об этой операции телеграммой в красках особого пафоса: победа пришлась на день полкового праздника воронежцев и на день именин Государя. Взятые орудия и пленные повергались к стопам Его Величества в виде именинного подарка, а бой изображался как лучший способ отпраздновать полковой праздник. Телеграмма эта, быстро переданная в Ставку Верховного Главнокомандующего (Барановичи), пришла туда во время посещения ее Царем. После обычной в день 6 декабря церковной службы – теперь в походной церкви – депеша была поднесена Государю Великим Князем Николаем Николаевичем. Высокий именинник, тронутый этим приятным совпадением победы с днем его ангела, в ответной телеграмме объявил благодарность полку-имениннику, а его командира, полковника Энвальда, поздравил кавалером ордена св. Георгия IV степени.
Случай оказался одним из тех счастливых и редких, когда награждение совершенно избегало хождения по канцелярским мукам и совершилось с быстротою рикошета.
На как же могла состояться атака одного полка, самостоятельно, под единственным предлогом боевого празднования дня полкового святого, Николая Угодника?
Официальный рассказ, сделавшийся немедленно известным, гласил, что Энвальд попросил по телефону, в ночь на 6-е, разрешения произвести атаку на своем участке, ручаясь за успех. Штаб дивизии возражал и колебался, но Энвальд настаивал. В конце концов ему разрешили, возложив на него всю ответственность за предприятие.
Результат превзошел ожидания самого Энвальда и привел в восторг штаб дивизии.
Но через несколько дней после боя просочилась другая версия этого оригинального дела.