Однажды в воскресенье мы всей семьей отправились на аэродром встречать дирижабль «Победа», совершавший какой-то пропагандистский полет. Дирижабль опоздал из-за встречного ветра и, пока его ждали, я успел наслушаться устных мемуаров трижды Героя Советского Союза, Ивана Никитовича Кожедуба. Он приехал на аэродром на двух «Виллисах» , из которых высыпали репортеры харьковских газет. Оказалось, что Кожедуб совершал турне по родным местам. Выйдя из машины, он сразу же приступил к мемуарам о том, когда и с какой стороны он делал налеты на этот аэродром. При этом он, как все летчики, расставлял руки наподобие крыльев и изображал виражи.
Отпуск пролетел мгновенно, и я уехал в Ленинград.
В марте 1946 года папе присвоили звание генерал-майора инженерно-авиационной службы. Для военного человека это большое событие, свидетельство признания его заслуг перед армией, какая-то гарантия дальнейшего роста. Мы все были очень рады за папу.
Первый снимок в генеральском звании.
Весна 1946 года мне запомнилась еще двумя событиями.
Первым событие было то, что я попал в строевой расчет для участия в параде на Красной площади в Москве. Нас привезли в Москву за две недели до парада, и мы каждый день дважды отправлялись на химкинский речной вокзал и отрабатывали там движение в строю. Возила нас на репетиции колонна голубых студебеккеров, которую мы называли «стадо беккеров». Мы до автоматизма отработали все приемы и перестроения, но этого оказалось мало. Командование морского батальона просило нас проявить лихость, удаль и артистизм. Наш любимый командир роты, Максим Евсеевич Кузьмин, обращался к нам с такой речью: «Братцы! Ножку! Ножку дайте! И ручку! Вперед до бляхи, назад до отказа! Если нужно – сделайте каменные лица! Как статуэтки! Египетские! А если нужно – сделайте пару конских улыбок! И дайте ножку! Не подведите старика!» А мы были не против. Так интереснее.
Генеральная репетиция была на центральном аэродроме. Принимающий парад, маршал К.К.Рокоссовский, обратил внимание на то, как здорово идут моряки и какими вымученными солдатиками выглядят шедшие за нами курсанты училища имени ВЦИК (мы их называли «кремлевскими курантами»). На Красной площади мы еще прибавили жару и получили первое место и похвалу любимого нами К.К.Рокоссовского. Никогда бы не подумал, что от шагистики можно получить такое удовольствие.
Тренировка на Химкинском речном вокзале. Шестой слева автор.
Первую годовщину Дня Победы мы отмечали в одной компании, и там я познакомился с Ритой Ададуровой – своей будущей женой. Это было второе памятное событие весны 1946 года.
Мне уже было 20 лет, и я стал приглядываться к девушкам, но все было не то. Мне не нравились вертлявые, крашеные, мещанки и дуры. А тут я встретил свой идеал. Не хочется вскользь говорить о своем сердечном друге, я напишу о ней отдельно. Может быть, мы напишем с ней вместе, если удастся ее уговорить.
* * *
На корабельную практику в этот раз мы поехали на Черное море. Наш эшелон шел в Севастополь, а часть курсантов, в том числе и я, должны были в Харькове пересесть в пассажирский поезд до Новороссийска. В Харьков мы прибыли в 6 часов утра, когда мы все еще крепко спали. Вдруг легко открылась тяжеленная дверь теплушки, и раздался знакомый бас: «Сидоров здесь есть?» Это был папа. Он отпросил у начальства меня и моего друга Жору Калинина погостить дома до вечера. Дома мы отмылись от дорожной грязи, наелись, выпили по рюмочке, погуляли по Харькову, а вечером отправились дальше.
В Харькове я узнал, что папу переводят в Москву, и в следующий отпуск мне нужно будет ехать туда, а не в Харьков. В это время у нас жила тетя Зина, мамина сестра. Она развелась со своим Ляно, который в последнее время стал давать волю рукам, и приехала с детьми к нам в Харьков. Так мы с ней рассчитались за гостеприимство во время войны. Папину квартиру ей не оставили, но дали приличную комнату, и она прожила в Харькове более сорока лет, до самой смерти.
Все лето я плавал на трофейной румынской подводной лодке, которая базировалась в Поти. Было трудно, но интересно. На лодке служили матросы, которые всю войну провоевали на Черном море. Какие это были чудесные люди! В экипаже царил дух дружбы, добродушной подначки и преданности кораблю. Почти половина экипажа состояла из кавказцев: грузин, азербайджанцев, армян и дагестанцев. Плавать они не умели и боялись. Однако, без купания на лодке нельзя было обойтись, поскольку в подводном положении на лодке была такая жара и духота, что люди порой доходили до обморочного состояния. Форма одежды на вахту ограничивалась плавками. Командир специально давал команду к всплытию после обеда, чтобы грязные и потные матросы могли хоть немного освежиться. Кавказцев спускали в воду на веревках, что не давало им потонуть, хотя они сильно к этому стремились. Ни о какой межнациональной розни, а тем более дедовщине, никто никогда не слышал.