У Николая Ивановича Греча в то время, когда он редактировал «Северную пчелу», бывали вечера, на которые собиралось много известных тогда людей в обществе и литературе. В 1834 году в первый раз явился на эти вечера, бывшие обыкновенно по четвергам, Иван Никитьевич Скобелев, имя которого до того времени принадлежало только, конечно с самой лестной и блестящей стороны, истории нашей «победоносной» армии; с этого же времени оно сделалось и достоянием нашей литературы, потому что тогдашняя его «Переписка русских воинов», а потом «Рассказы русского инвалида» и, наконец, драма «Кремнев»[719]
, хотя и грешившая против театральных условий, однако выдержавшая бесчисленное количество представлений в Петербурге и Москве[720], доказали несомненный талант «автора-солдата», как он, бывало, сам себя постоянно величал.Когда Иван Никитич появился в кабинете-зале Греча, он был предметом сильной и искусно подготовленной хозяином дома овации: на гостя налетели все выдававшиеся тогда наши литераторы, в числе которых было несколько превосходительных[721]
, хотя и далеко не превосходных современных писателей, украшенных станиславскими и даже анненскими звездами[722]. Из нечиновных гостей Греча, принадлежавших к пишущей братии, был только один представлен Скобелеву в этот достопамятный вечер, когда впервые сделался известным необыкновенно типичный талант Ивана Никитьевича, как писателя вполне русского, умевшего так мастерски изобразить нашего солдата во всей неподдельной красоте его, без малейшей подмалевки и фразеологии. Этот Гречев избранник, представленный безрукому герою-писателю, как его тогда величали, был миниатюрный, моложавенький, субтильный, вертлявый, подвижной, с залихватскими замашками и приемами сотрудник Греча и Булгарина по «Северной пчеле» Владимир Михайлович Строев. Недавно вышедши из студий Московского университета[723], он отзывался с несносным нахальством о почтенных и знаменитых профессорах этого университета. Строев пописывал в «Северной пчеле», или в «Пчелке», как принято было называть эту газету-сплетницу, бойкие фельетонные статейки два раза в неделю, независимо от субботнего,В то время, когда Греч представлял Строева Скобелеву, на верху, т. е. в верхнем, рабочем, настоящем кабинете Греча, раздался колокольный звон – знак того, что туда принесена корректура «Северной пчелы». Николай Иваныч попросил меня прочесть корректуру завтрашнего нумера. В статье моей «Четверговые вечера у Греча», помещенной во 2-й книжке журнала «Заря» за 1871 год, читатели найдут любопытные подробности обо всем происходившем на этом вечере. Во время чтения своей «переписки» Скобелев обратил на меня внимание и по окончании чтения спросил у Греча:
– Неужто и этот младенчик также принадлежит к легиону пишущей братии?
– И даже к слишком много пишущей! – поспешил заявить свое мнение Строев; но Скобелев его вовсе не слушал, а обращался к Гречу, который назвал ему мою фамилию, которую я заменил на книжках для детей псевдонимом Виктор Бурьянов, а для хозяйственных книг и сотрудничествуя в издании А. П. Башуцкого «Журнал общеполезных сведений» псевдонимом Борис Волжин. При этом, правда, Греч не очень усердно хвалил меня, а скорее отзывался о деятельности 22-летнего молодого человека с изрядною дозою гаерской, ему присущей иронии, хотя это нисколько не мешало ему же сильно эксплуатировать эту самую деятельность.
– Не родня ли этот юнец, – спросил Скобелев, – одному из моих соседей в Перемышльском уезде, такому же уроду, как я, которому французское ядро не оторвало ни руки, ни ноги, но которому в Германии еще французская пуля угодила в ухо и прошла через челюсть ртом. Чудак-человек! страшно гнусит! а, судя по портретам, был красавчик, кровь с молоком и бедовый до юбок и даже до понёв[725]
. Ха! ха! ха!– Это родной его дядя[726]
, – сказал Греч, – второй брат его отца Петра Алексеевича, которого я хорошо знаю. Он когда-то был адъютантом Бенигсена и Штейнгеля, а теперь председателем Орловской казенной палаты.