Воспоминания петербургского старожила. Том 1

– С птенчиком этим, – воскликнул Скобелев, – я непременно познакомлюсь, во-первых, потому, что он племянник моего израненного соседа, во-вторых, сын начальника Орловской казенной палаты, а я туда с моего завода сивуху ставлю откупщику, и, в-третьих, что главное, мальчишка мне приглянулся за то, изволишь видеть, отец-командир мой, фельдмаршал русской грамоты Николай Иванович, что, пока я читал всем вам мою солдатскую дребедень, какая там, по милосердию Божескому, всем вам понравилась, он, юнец-то этот, слушал меня с таким вниманием, что, кажись, словно наизусть учил. Вишь, Николай Иванович, брат, недаром ты меня в литературную, чтоб черт тебя побрал, купель-то окунул, вот я уж и прихватил писательского честолюбия, и мне всякое внимание к моему бумагомаранью стало так лестно и приятно, что твой мед сотовый, что баклага калужского теста, что маковник самый сладостный! Беда, да и только с вами, антихристами, Вараввами[727], разбойниками литераторами!.. Ха! ха! ха!

И долго он заливался звонким хохотом, обнимаясь со всеми набольшими, тут бывшими; а потом, опять обращаясь к Гречу, сказал:

– А все-таки, Николай Иванович, друг сердечный, не забудь, пожалуйста, не забудь вякнуть твоему быстро пишущему безбородому сотруднику, чтоб он побывал у меня.

Однако ж Греч приглашения этого мне не передал, а когда впоследствии начал встречать меня на воскресных обедах у Ивана Никитьевича, то выразил удивление, как это я «втерся» сюда. Само собою разумеется, что слово «втерся» тотчас было мною сильно подчеркнуто и за него я в долгу не остался, почему Греч опять запел свой refrain: «La moutarde au nez, la moutarde au nez!»[728]