Читаем Воспоминания петербургского старожила. Том 1 полностью

Этот господин Т. О. был, как уже вы знаете, не один; он имел младшего брата[1258]; но брат этот проявлялся далеко не так рельефно, как старший. Еще они оба были замечательны своими именами, данными им их родителями, по-видимому, также эксцентриками, при крещении. Имена эти принадлежали к тем, которые чрезвычайно редко встречаются и составляют редкость наших святцев. Но чтобы не слишком уже опрозрачнить вуаль того анонима, под каким почтенный г. Инсарский проявил некогда слишком известного Барнабасса всех 13 петербургских частей, я здесь не упомяну этих нарицательных имен. Назовем, однако, для отличия, одного брата, например, Навуходоносором, а другого хоть Пентефрием. Они были почти одногодки и оба одновременно кончили курс в университете с дипломами действительных студентов. Пентефрий был сосредоточен и смугл, нося постоянно очень короткую прическу с острижкою под гребенку à la malcontent[1259], как называли в ту пору эту стрижку парикмахеры. Навуходоносор же, при физиономии, напоминавшей веселую мартышку, носил свои каштановые, в те времена еще густые, впоследствии же замененные накладкою волосы в искусственных и многочисленных завитках. Такими начал я их знать на улицах петербургских в 1829 году; но улицы эти видели их уже с 1827 года, когда они переселились из Москвы Белокаменной на берега Невы в полном смысле слова, потому что стали квартировать тотчас на Гагаринской набережной в доме графа Александра Григорьевича Кушелева-Безбородко, давшего у себя приют юношам, в карманах которых кроме студенческих дипломов, подписанных начальством Московского университета[1260], было, может быть, еще и несколько рекомендательных писем, только, кажется, ни одного «за подписью князя Хованского», как в те времена назывались ассигнации в шуточном смысле, потому что князь Хованский бесчисленное множество лет был директором Ассигнационного банка. История гласит, что братья Навуходоносор и Пентефрий, желая угодить своему амфитриону, приложили свои педагогические способности к развитию грамотности в дюжине дюжин черных как смоль арапчонков, недавно купленных графом для умножения своей лакейской прислуги. Усердие это было вознаграждено разными выражениями вещественной признательности, к числу этих выражений принадлежало отданное домашнему берейтору приказание ежедневно учить братьев Т. О. верховой езде в графском манеже, а когда они повыучатся, предоставить им, для гарцевания по Невскому проспекту, серо-пегую кобылу Прозерпину, давно съевшую бабки[1261] и совершенно безопасную, но не побелевшую, так как хотя серая масть обыкновенно в старости белеет, феномену этому почти не подвергаются пятна серого цвета на белом фоне серо-пегой масти. Это одна из странных игр природы.

И вот в 1829 году ежедневно в четыре часа пополудни, возвращаясь из Департамента внешней торговли по Невскому проспекту домой на мою далекую квартиру в Фурштадтской, я почти всегда весною в хорошую погоду, когда еще публика не начинала гулять перед переездкой на дачи в Летнем саду, встречал на Невском этих братьев Т. О. Глядь, около тротуара солнечной стороны, избоченясь, с хлыстиком в руке, караколирует[1262] курц-галопцем на серо-пегом коне самого пряничного закала милейший Навуходоносор, одетый в длиннополый, модный тогда гороховый каррик с капишоном, покрывающим плечи, и с широкополым цилиндром à la Боливар на голове. Он раскланивается со знакомыми и сыплет, словно из рога Амальтеи[1263], цветы самых великолепных французских русизмов, смущавших в ту пору даже графиню Хвостову, знаменитую по этой части подстрочных переводов с русского языка на французский, с какими в нынешнее время (в обратном только смысле) посоперничать может разве только г. Львов, издатель «Библиотеки переводных романов»[1264]. В это время на тротуаре с вами встречается младший Т. О. Пентефрий в плаще à la альмавива. Это, положим, около Полицейского моста. Вы доходите до Караванной и тут на углу встречаете старинного приятеля, с которым давным-давно не виделись. Вы остановились с этим приятелем, и он вам рассказывает так много интересующих вас новостей, что вы невольным образом подаетесь на его предложение сделать еще тур по Невскому, и вдруг, ба! у Казанского моста видите кланяющегося вам и вашему приятелю Навуходоносора Т. О. уже в альмавиве, гордо шагающего по тротуару, а Пентефрий уже в седле и на нем гороховый каррик с капюшоном. Это вас маленько удивляет; что за метаморфозы?.. На другой день то же, на третий повторение того же. Наконец, загадка разрешается, и оказывается, как всегда, что «ларчик очень просто отворялся». Тогдашний мой сослуживец, впоследствии наполнивший своим именем весь Юго-Западный край, Николай Еварестович Писарев, дал мне ключик от этого загадочного ящика с метаморфозами.

Перейти на страницу:

Все книги серии Россия в мемуарах

Воспоминания. От крепостного права до большевиков
Воспоминания. От крепостного права до большевиков

Впервые на русском языке публикуются в полном виде воспоминания барона Н.Е. Врангеля, отца историка искусства H.H. Врангеля и главнокомандующего вооруженными силами Юга России П.Н. Врангеля. Мемуары его весьма актуальны: известный предприниматель своего времени, он описывает, как (подобно нынешним временам) государство во второй половине XIX — начале XX века всячески сковывало инициативу своих подданных, душило их начинания инструкциями и бюрократической опекой. Перед читателями проходят различные сферы русской жизни: столицы и провинция, императорский двор и крестьянство. Ярко охарактеризованы известные исторические деятели, с которыми довелось встречаться Н.Е. Врангелю: M.A. Бакунин, М.Д. Скобелев, С.Ю. Витте, Александр III и др.

Николай Егорович Врангель

Биографии и Мемуары / История / Учебная и научная литература / Образование и наука / Документальное
Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство
Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство

Не все знают, что проникновенный лирик А. Фет к концу своей жизни превратился в одного из богатейших русских писателей. Купив в 1860 г. небольшое имение Степановку в Орловской губернии, он «фермерствовал» там, а потом в другом месте в течение нескольких десятилетий. Хотя в итоге он добился успеха, но перед этим в полной мере вкусил прелести хозяйствования в российских условиях. В 1862–1871 гг. А. Фет печатал в журналах очерки, основывающиеся на его «фермерском» опыте и представляющие собой своеобразный сплав воспоминаний, лирических наблюдений и философских размышлений о сути русского характера. Они впервые объединены в настоящем издании; в качестве приложения в книгу включены стихотворения А. Фета, написанные в Степановке (в редакции того времени многие печатаются впервые).http://ruslit.traumlibrary.net

Афанасий Афанасьевич Фет

Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное