Читаем Воспоминания петербургского старожила. Том 1 полностью

Первый четверг у Греча был открыт, помнится, балом, на котором собралось немало молодежи, потому что в то время молодежь еще не считала, как ныне, танцы унизительными для себя и нисколько не обижалась, когда ее приглашали на танцовальные вечера и на балы. Царицею первого Гречева четверга была его дочь Софья Николаевна, тогда молоденькая, довольно хорошенькая девушка, впрочем, с неприятно-холодным выражением лица. Царицею она была не по красоте и другим достоинствам: лучше ее тут, помнится, девушек было немало; но, во-первых, она была хозяйская дочь, а во-вторых, помолвленная невеста: женихом ее был двоюродный брат ее отца и ее троюродный дядя Константин Павлович Безак. Он в то время служил начальником отделения в Министерстве иностранных дел, но вовсе не оправдывал собою слов одного знаменитого в то время скрибовского водевиля: «Il était aux affaires étrangères pour être étranger aux affaires»[225][226]. Каламбур этот часто слетал с языка Николая Ивановича, но вместе с тем делалась оговорка, что будущий зять Греча – великий делец и в Азиатском департаменте правая рука тогдашнего директора, умного грека Родофиникина. Так оно и было на самом деле. Помню еще в числе гостей этого вечера вовсе не танцовавшего и довольно угрюмого полковника гвардейской артиллерии, с насупленными черными бровями, к которому братья Константин и Николай Безаки, сам Греч, вдова Елизавета Павловна Борн, урожденная Безак, и сестра ее Марья Павловна Крыжановская неоднократно приветливо подходили. Угрюмый черный полковник не принимал почти никакого участия в общем одушевлении и только разговаривал вполголоса с некоторыми военными, из которых один был гвардейский же артиллерист, барон Клодт фон Юргенсбург, его и Гречев родня, а другой – гвардейский адъютант Кривцов, из саперов. Еще помню, что к этому полковнику часто подходил в антрактах между танцами артиллерийский юнкер, молоденький пятнадцатилетний юноша, с которым молчаливый гость от времени до времени шепотом и посмеиваясь переговаривал. Этот юнкер был племянник полковника, нынешний оренбургский генерал-губернатор; угрюмый же и нелюдимый полковник был не кто иной, как Александр Павлович Безак, который умер в начале 1869 года, будучи генерал-губернатором Юго-Западного края, генерал-адъютантом, генералом от артиллерии и кавалером Андрея Первозванного. Замечательно, что все Гречи и Безаки – лютеране, один только покойный Александр Павлович в 1847 году принял православие и тогда имел восприемником императора Николая Павловича. В июне месяце 1865 года, через 36 лет после «первого гречевского четверга»[227], судьбе угодно было, чтобы пишущий эти строки представлял этому самому А. П. Безаку, ревизовавшему вверенный его управлению край, состав одного уездного мирового съезда, в котором тогда служил[228]. Возвращаясь к первому гречевскому четвергу, скажу, что я в то время был розовый и белокурый мальчик, в светло-синем фраке с золотыми пуговицами, работы Буту, тогдашнего Сара, и в белом батистовом галстухе с кружевными манжетами на груди, застегнутыми блестящими запонками. Я в юности любил танцы; но не одаренный нисколько музыкальною способностью, никогда не умел ловить такта и, вальсируя, заменял плавность и каданс бешеною быстротою, почему в знакомых домах дамы и девицы иначе меня не называли, как monsieur qui valse si vite[229], а для сокращения просто Valse-vite, так что не знавшие меня поближе полагали, что я не совсем русский и что моя фамилия Вальсвит. Достойно внимания, что 35 лет после этого гречевского балика Меццофантиевская память покойного Александра Павловича Безака проявила пример своей необыкновенной силы. По обстоятельствам занятий, оконченных с составом съезда, начальник края остался наедине со мною, чтоб передать мне некоторые свои поручения, и тогда, внимательно в меня всматриваясь, сказал: «Странное сходство! Более тридцати пяти лет прошло с тех пор, как я однажды на новоселье у родственника моего Н. И. Греча заметил розового и белокурого мальчика, который вальсировал без всякого такта, с необыкновенною быстротой и носил к тому же фамилию Вальсвита. Воля ваша, но вы с этим Вальсвитом должны иметь непременно родственные отношения, потому что вы точь-в-точь Вальсвит, только значительно постаревший». Я объяснил генералу, что этот Вальсвит с рождения своего не переставал носить ту фамилию, какую я ношу теперь. Александр Павлович остался, казалось, очень доволен подвигом своей колоссальной памяти и вошел тогда со мною в некоторые подробности о домах Греча и Крыжановских, своих родственников.

Перейти на страницу:

Все книги серии Россия в мемуарах

Воспоминания. От крепостного права до большевиков
Воспоминания. От крепостного права до большевиков

Впервые на русском языке публикуются в полном виде воспоминания барона Н.Е. Врангеля, отца историка искусства H.H. Врангеля и главнокомандующего вооруженными силами Юга России П.Н. Врангеля. Мемуары его весьма актуальны: известный предприниматель своего времени, он описывает, как (подобно нынешним временам) государство во второй половине XIX — начале XX века всячески сковывало инициативу своих подданных, душило их начинания инструкциями и бюрократической опекой. Перед читателями проходят различные сферы русской жизни: столицы и провинция, императорский двор и крестьянство. Ярко охарактеризованы известные исторические деятели, с которыми довелось встречаться Н.Е. Врангелю: M.A. Бакунин, М.Д. Скобелев, С.Ю. Витте, Александр III и др.

Николай Егорович Врангель

Биографии и Мемуары / История / Учебная и научная литература / Образование и наука / Документальное
Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство
Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство

Не все знают, что проникновенный лирик А. Фет к концу своей жизни превратился в одного из богатейших русских писателей. Купив в 1860 г. небольшое имение Степановку в Орловской губернии, он «фермерствовал» там, а потом в другом месте в течение нескольких десятилетий. Хотя в итоге он добился успеха, но перед этим в полной мере вкусил прелести хозяйствования в российских условиях. В 1862–1871 гг. А. Фет печатал в журналах очерки, основывающиеся на его «фермерском» опыте и представляющие собой своеобразный сплав воспоминаний, лирических наблюдений и философских размышлений о сути русского характера. Они впервые объединены в настоящем издании; в качестве приложения в книгу включены стихотворения А. Фета, написанные в Степановке (в редакции того времени многие печатаются впервые).http://ruslit.traumlibrary.net

Афанасий Афанасьевич Фет

Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное