Воспоминания петербургского старожила. Том 1

Моннерон почти жил у Греча, да кажется, и было время, что в самом деле жил, так как ему сильно покровительствовала вышеупомянутая всемогущая Катерина Ивановна Греч. Моннерон был молодец на все руки: худощавый, горбоносый, с волосами как бы слегка опепеленными, мастер читать прозу и стихи. Он почти каждый четверг в зале Греча делал то, что называл une heure de bonne littérature[242], т. е. он мастерски читал несколько новых и несколько очень старых произведений французской литературы. Так, здесь я в первый раз из уст Моннерона услышал отрывки из нового тогда романа Виктора Гюго «Notre-Dame de Paris»[243]. Он сверх того читал разные отдельные стихотворения, а иногда и целые театральные пиесы. Кроме всех этих чтений Моннерон, приятный и общительный француз, был горазд и на многое другое. Так, например, он очень удачно распевал разные водевильные куплеты и некоторые народные песни нормандские, бретонские, гасконские, швейцарские, голландские, английские, даже негритянские и пр., и все это в подлиннике. Вообще он был очень приятный и даже увлекательный собеседник, как человек бывалый и на своем веку видавший многие виды, а также посещавший различные страны, начиная от тропиков до ледяного пояса. Моннерон был знаком в городе с тысячами лиц и был принят в многоразличных обществах, но со всем тем, однако, никто не знал его коротко; никому, даже из французов петербургской колонии, не было положительно известно, откуда именно он, где его родственники, где был его домашний очаг. Говорили о нем и то, и се; но всего тверже была легенда, чуть ли не им самим сочиненная, что он родился на каком-то корабле, во время какого-то морского боя, и что отец его, морской капитан, принужденный его оставить, вытатуировал у него, еще младенца, на груди фамилию Monneron. Последнее обстоятельство, об этой татуировке, подтверждали те лица, которым случалось видеть Моннерона в костюме Адама, например, в ванне, до которой он был страстный охотник[244]. «Читальные вечера» Моннерона в зале Греча не всегда были безвозмездные; иногда надо было за них платить, да и недешево, что-то вроде, помнится, пятирублевой ассигнационной бумажки; но эта довольно высокая плата, вместо того чтоб оттолкнуть посетителей, напротив, привлекала их, впрочем, конечно, преимущественно из аристократического круга и из богатого купечества. Так, на этих «читальных вечерах» можно было видеть тогдашних содержателей английского магазина гг. Никольса и Плинке, молодого Жадимировского, барона Штиглица сына, т. е. того, который теперь тайный советник и недавно стоял во главе Государственного банка. Много было и других; всех не перечесть. Помню также, что являлись в эти вечера в залу Греча модистки французских дамских магазинов со своими хорошенькими demoiselles de magasin, de comptoir и d’atélier[245]. Эта женская группа веселых трещоток доставляла особенное удовольствие некоторым молодым людям из аристократического и коммерческого круга. Тут же встречались и тогдашние первоклассные актрисы со сцены Михайловского театра[246] – Виргиния Бурбье, Аллан, Бра, Мейер и пр. По окончании чтения, заключенного разного рода шутками и фарсами вроде спора гасконца-матроса с матросом-англичанином, сам лектор сходил со своей эстрады и, вмешавшись в толпу посетителей и посетительниц, сыпал блестки остроумия и каламбурил напропалую. Сборы денежные за эти чтения имели официально, судя по афишам, назначение благотворительное в пользу Société de bienfaisance de la colonie française de St.-Pétersbourg[247]; но в это Société ловкий Моннерон отсылал, как было тогда слышно, лишь обол[248], а остальные сохранял в свою пользу, так что каждое такое чтение – а их было несколько в течение зимы – приносило мнимому бразильскому консулу малую толику, рублей 300 или 400 ассигнациями.