Воспоминания петербургского старожила. Том 2

Яркая звезда тоненьких книжечек «Репертуара» блистала и для толстых книг «Пантеона», но Иван Петрович об «сан пур сан» уж говорил редко, заменив этот возглас при воспоминании о своих необыкновенных успехах в отдельно издаваемых им водевильных брошюрках перековерканною им французскою поговоркою: «Tel brille au dernier rang, qui s’éclipse au premier»[246]. Расходы на журнал с толстыми книгами в сравнении с расходами, производимыми на жиденькие книжечки «Репертуара» с даровым большею частью материалом, были огромны и начали, невзирая на успех журнала, сильно подтачивать основной наследственный капитал, приращенный в Питере мелкой издательской промышленностью. Однако Иван Петрович наш не унывал и возлагал надежду на сильную пропаганду своего нового товара посредством публикаций в виде афиш-реклам Ивана Ивановича Излера, тогда блиставшего уже во всем своем торжестве. Вскоре Песоцкий стал восклицать: «Аффер манке», зная, что эти слова по-русски выражают очень простой смысл других слов: «дело дрянь!», столь присущих в жаргоне нашей лавочной коммерции. Торгаш в душе, Песоцкий сумел-таки не допустить ладьи своей до конечного крушения и, при содействии друзей, навязал издание своего «Пантеона» тому самому книгопродавцу Полякову, который за несколько времени пред тем пугнул его своею конкуренцией. При этом, сдав журнал новому издателю, он формальным актом заручил себе какую-то часть от этого дела и вышел ежели не совсем цел, то только несколько помятый из этого погрома.

Давно сблизившийся чрез Кукольника, Строева и Межевича со знаменитым тогда Фаддеем Венедиктовичем Булгариным, Песоцкий обратился за необходимыми советами к этому оракулу тогдашнего издательского мирка в Петербурге. Булгарин, как практик, прежде всего закатил Песоцкому вопрос: «А что, Песец, говори правду без изворотов – сколько у тебя в эту минуту в наличности?» Песоцкий не только сказал цифру своего наличного капитала на словах, но [и] предъявил почтенному оракулу все документы, наполнявшие еще в ту пору его портфель. Творец «Выжигиных» по тщательном рассмотрении этого капитала, выраженного не в неверных векселях, а в весьма уважительных государственных бумагах, имевший всегда слабость к изданиям хозяйственно-агрономического закала, которыми он мог бы орудовать по-своему, прохрюкал: «Начинали, брат, люди дела и с меньшими цифрами, да имели успех громадный. Сегодня, Песец, мне некогда, а приди-тка ко мне завтра или еще лучше послезавтра, и ежели ты точно впрямь хочешь себе добра, то уж отдайся мне душой и телом: я тебя вывезу, клянусь сединами моей матери[247], вывезу, только чур у меня, мусье, не финтить».