Воспоминания петербургского старожила. Том 2

Это говорилось уже в третьей, угольной комнате, где был настоящий рабочий кабинет Фаддея Венедиктовича и где стены были покрыты книгами; но одна фальшивая стена была не что иное, как громадно-широкая двойная дверь купального шкафа с бассейном. Стена эта была также покрыта спинками книг с золотыми надписями; но это был лишь обман зрения. Стол рабочий покрыт был бумагами, газетами и брошюрами. Подробности о различных предметах, виденных мною в этом кабинете, найдут место в обширной приготовляемой мною статье под названием «Петербургские редакции тридцатых и сороковых годов», а теперь скажу только, что для окончательного подписания наших взаимных на следующий год условий, два дня спустя после этого моего первого визита Булгарину я получил его визит. Он приехал ко мне в наемном возке вместе с Песоцким, и они просили меня подписать домашнее между нами условие для оформулирования его нотариальным порядком. Гости мои меня застали за чтением писарским почерком переписанной рукописи второго тома «Мертвых душ», которая уже в ту пору начинала ходить по рукам в публике, хотя в печати явилась гораздо позже. Я в это время только что прочел «рассказ Петуха об обеде» и, восхищаясь его неподдельным юмором и дивной естественностью, забыл о той ненависти, какую Греч и Булгарин питали к Гоголю, над которым самым пошлым образом глумились[288], и стал было с увлечением говорить об этом беспримерном бытописателе-живописце. Булгарин настолько был светский человек, что не спорил со мною у меня, не порицал моего мнения, которое было отголоском мнений всей просвещенной России, и удовольствовался только словами: «У всякого свой вкус» и перешел к разговору по предмету своего издательского визита. На другой, однако, день явился нумер «Пчелы» с небольшою статейкою самого ругательного характера против Гоголя вообще и второй части «Мертвых душ», ходящей по рукам в рукописи. Булгарин самым бессовестным образом перетасовал слова в монологе Петуха, мною ему переданном[289], чрез что вышла чепуха, и эта чепуха, присваиваемая рецензентом Гоголю, дала недобросовестному критику возможность, ежели не право, глумиться и кривляться[290][291].

Сотрудничество придворного метрдотеля Эмбера в хозяйственном журнале «Эконом» (1844–1845 годы)