Воспоминания петербургского старожила. Том 2

В статьях моих «Пинетьевская штука кредитора»[292], равно как «Булгарин и Песоцкий», упоминается о том, что с 1843 года я сделался постоянным сотрудником тогдашнего хозяйственного журнала «Эконом», которым впоследствии я вполне и заведовал, хотя без формального о том заявления и без выставления моего имени на каждом нумере вместе с именем издателя. До конца второй половины 1844 года на последней странице каждого нумера этого еженедельного журнала, выходившего тетрадками листа в два, печатались внизу подписи Ф. В. Булгарина как издателя-редактора, а Ивана Петровича Песоцкого как его соиздателя. Но вдруг с этих пор эти подписи с журнала исчезли[293]. Никто в публике не знал причины этой внезапной перемены и такой анонимности этого периодического издания. Однако, как говорится, шила в мешке не утаишь, сделалось-таки известным, что причиною к этой перемене было то весьма крупное недоразумение или, скорее, пререкание, какое произошло между издателями-компаньонами, так недавно еще состоявшими не только в приязни, но даже в некотором амикошонстве и вдруг мгновенно сделавшимися ожесточенными врагами из-за каких-то само собою разумеющихся денежных расчетов и из-за каких-то упреков, сделанных Песоцким как-то крайне уж нецеремонно знаменитому «Фаддею», или, как он именовался обычно, Фита-бе[294]. Упреки эти, сколько было известно, мотивировались тою халатною небрежностью, с какою с 1844 года начал Булгарин относиться к своим редакторским обязанностям по части ведения хозяйственно-домоводственного издания, которому он вовсе не заботился придавать хотя бы мало-мальски русский колорит, довольствуясь переводами отчасти из французских, но всего более из немецких и польских хозяйственных периодических изданий и предоставляя своим переводчикам самим, как им то было угодно и удобно, распоряжаться выбором статей, лишь бы все рубрики были так или сяк наполнены и дело бы с плеч сходило. Достопочтенному Фаддею Венедиктовичу, конечно, не могло надоесть получать от Песоцкого, или Песца, как его в интимности именовали, свою «львиную долю», но, однако, оскомину набила возня с тем делом, в каком он хотел для всех и каждого корчить из себя знатока, не смысля и не понимая в хозяйстве ни бельмеса. Вследствие этой своей самонадеянности и самовлюбленности Булгарин частенько делал пресмешные ошибки, поднимавшиеся на зубки враждовавшими с «Экономом» за его первый успех соперниками в журналистике, старавшимися во что бы то ни стало вредить ему. С этою стратегическою целью эти враги Булгарина ввели хозяйственно-домоводственную рубрику в свою «Литературную газету», которая по своему духу и направлению, да и по самой своей первоначальной программе, когда-то, в конце 20-х годов, созданной бароном Дельвигом вместе с другом его А. С. Пушкиным[295], ни в каком случае не могла вмещать в себе статей агрономических, а тем более кулинарных.

Вскоре сделалось громко известным, что споры и пререкания двух соиздателей кончились в один прекрасный день в книжном магазине г-на Ольхина (дом Заветнова на Невском проспекте, где теперь «Бельвю»[296]) рукопашным боем, в котором главную роль играла толстая суковатая трость Булгарина, фехтовавшего ею довольно бойко по широким плечам колченогого, но коренастого и широкогрудого Песоцкого, долго уклонявшегося от ударов, но кончившего тем, что, вооружась железным болтом от внутренней оконной ставни магазина, он так отпарировал на палочное ассо[297] бывшего некогда польского французской армии улана[298], фактически доказав тут превосходство железного прута в сравнении с самым крепким деревом, что две или три субботы сряду «Пчела» являлась без «Всякой всячины», постоянный поставщик которой знаменитый Фита-бе (Ѳ. Б.) лежал в постели, покрытый компрессами и тщательно обвязанный бинтами после многократных пиявочных кровопусканий, беспрестанно посещаемый врачами и, между прочим, славившимся тогда хирургом И. В. Буяльским[299], который, ежедневно вправляя своему пациенту ребра, приговаривал: «Эк, право, этот колченогий парижанин, треклятый Песец, обработал его!»[300]