Воспоминания розы

Однако же я привыкла к этому экзотическому древу. Безразличие Тонио к материальным ценностям казалось мне совершенно естественным. И тем не менее мы постоянно жили в ожидании, что вот-вот нам откроется лучший мир. Этот мир вовсе не казался недостижимым.

Каждый вечер в наших скромных комнатках в гостинице «Пон-Руайяль» Тонио складывал и раскладывал географические карты. Он рассказывал мне о Багдаде, о странных, еще не открытых городах, о белых индейцах, которые обитают, как говорят, где-то в долине Амазонки.

– Консуэло, вы не думаете, что в воде, в океане существуют дороги, где ходят существа, которые думают так же, как мы, которые всего лишь не дышат, как мы? Возможно, их размеры меняются, они способны раздуваться и сжиматься в считаные секунды.

– Конечно, Тонио, – отвечала я, дав волю воображению. – Я думаю, что киты, огромные рыбы, которых мы видим, на самом деле морские камни или черви. Я думаю, этим существам, которых вы придумали, проще двигаться в воде, чем нам перемещаться по суше. Может быть, именно сейчас там какая-нибудь женщина вроде меня, у которой глаза повсюду, и потому она более восприимчива, чем я, размышляет о том же, о чем мы сейчас говорим. И она думает так: «На земле жизнь мыслящих существ, должно быть, нелегка. Там так зелено, столько травы, камней, минералов и вообще твердых вещей! Деревья такие высокие, что совсем не оставляют живым существам места!»

– Моя маленькая Консуэло, послушайте, я хочу уехать, я полечу в Сайгон и найду для вас там маленький домик, чтобы вы приехали рассказывать мне сказки.

– Сайгон далеко от Парижа, Тонио.

– Да, жена моя, но самолеты вполне надежны, они летают быстро. Я очень хочу поехать в Китай.

– Потому что вам нравятся китаянки?

– Да, Консуэло, я люблю маленьких молчаливых женщин. Там я окружу вас, как королеву, дюжиной маленьких существ, чтобы вы никогда не оставались в одиночестве, чтобы вы играли с ними.

* * *

И вот январским вечером 1936 года я сварила очень крепкий кофе, чтобы наполнить термос. Это не даст Тонио заснуть во время долгого перелета из Парижа в Сайгон.

– Пара-тройка апельсинов, возможно, будет кстати. Вы обещаете мне, Тонио, что не полетите над водой и даже над тем, что хоть немного на нее похоже? Наверно, я глупая и зря говорю вам про свои суеверия, но мне кажется, что вода вас не любит.

– Может, она как раз, наоборот, любит меня. Помните, ведь Средиземное море чуть не превратило меня в рыбу. Вы несправедливы к воде, несправедливы. Не кладите апельсинов, бензин гораздо нужнее моему самолету. Я даже пальто не возьму.

– Ах, Тонио, как бы мне хотелось, чтобы сейчас уже наступила весна, я была бы в Сайгоне, в доме, полном цветов!

– И вы бы могли заставить меня съесть столько апельсинов, сколько пожелаете, а маленькие китаянки собирали бы их для нас, как во Франции девушки собирают черешню.

В этот момент в комнату вошли летчик Люка и механик. Они разговаривали так серьезно, как разговаривают только мужчины, работавшие всю ночь, чтобы разработать маршрут, которым пилот должен следовать много дней и ночей. Они оба считали себя ответственными за своего старшего брата, который как птица распевал «Время черешни», потом, поцеловав меня, попросил еще кусок шоколада таким тоном, словно отправлялся за город на пикник.

Напевая и смеясь, мы проехали через весь Париж. Я сказала Тонио, что не хочу всю весну провести в Сайгоне или в Китае. Мне нужно в Агей, где я договорилась встретиться с его матерью и сестрами. Я не была уверена, что на Востоке море окажется достаточно теплым, чтобы купаться.

Репортеры из «Энтранзижан», «Пари суар» и прочих газет наблюдали за каждым жестом, ловили каждое слово, произнесенное на взлетной полосе. Мой муж был настоящим гигантом, и мне оказалось нелегко находиться все время подле него. Журналисты выполняли свой профессиональный долг, фотографировали, как мы целуемся на прощание, как он машет мне рукой. Рев мотора и – пустота.

* * *

Ожидание началось. Я больше не пела, не смеялась, меня освободили от супружеского долга, мое женское сердце больше никому не было нужно.

Париж еще спал, я попросила друзей оставить меня одну, мне хотелось пройтись по Елисейским Полям. Я обошла Триумфальную арку и впервые в жизни испытала волнение, приблизившись к Вечному огню и Могиле неизвестного солдата. Я размышляла, даже молилась за мужчин, пропавших на войне. Молилась я и за себя тоже. Смотрела, как понемногу пробуждается город. Несколько прохожих, потом возвращающиеся домой последние ночные гуляки, потом простые труженики, спешащие на работу, на вокзалы, на Центральный рынок…

Среди них были женщины, чей вид выдавал в них домашнюю прислугу. Ритм их шагов, их взгляды были совершенно одинаковыми. В восемь утра официанты начали открывать террасы кафе. Я пристально наблюдала за ними, потому что мне хотелось выпить кофе с молоком.

Зачем я нужна? Какую роль я играю? Что должна сейчас делать? Ждать, ждать и ждать…