Воспоминания розы

Передо мной мелькали лица служащих, забегавших глотнуть кофе по дороге в контору, они рассеивали тревоги моего сердца, привыкшего к отсутствию Тонио и к подстерегавшим его опасностям.

А он уже был в небе, он летел на Восток.

15 «Это я, Сент-Экзюпери, я жив»

Мой муж много дней летел над песками и причудливыми городами, которые когда-то давно выросли в моем детском воображении, словно в бескрайней библейской пустыне.

Я с тоской вспоминала Сальвадор. Когда-то я наблюдала, как искатели подземных ключей обследуют пересохшую землю в поисках воды, совсем как звери, которые пытаются уловить запах самки. Промедление могло погубить все, потому что пастбища сохли, а животные дохли от недостатка воды, которая пропала из-за землетрясений. Крестьяне были в отчаянии, а лозоходцы держали в руках надежду. От их прутиков зависела жизнь или смерть всей страны. Река пересохла, она ушла в недра земли или еще куда-то, кто ж ее знает! Я видела, как целые стада опускались на землю, умирая, я слышала их предсмертное мычание. Однако небо было голубым, тропическое солнце заливало землю, насмехаясь над людьми и животными. В те дни невыносимых страданий в тропиках скотоводы собирались при луне, разжигали огромный костер в патио, варили кофе и пели молитвы, чтобы вызвать дождь. Часто происходило чудо, долгожданная вода поднимала на ноги тысячи овец. Среди этих поющих людей никто не мог бы сказать, кто будет завтра бедняком, а кто богачом. И это равенство установила сама судьба. На одни земли той ночью могла выпасть роса, на другие приходила засуха, жажда, смерть.

Подобно им, я могла лишь молиться, петь и ждать, ждать и надеяться. Я пыталась черпать силы в мужестве крестьян моей страны…

Сама я находилась на самой засушливой из земель, на земле испытаний. Победит он или нет?

Я не обращала внимания на сложные расчеты, которые показывал мне инженер, не обращала внимания ни на что, моя единственная надежда питалась молодостью, которая казалась мне вечной, и нашей любовью, такой чистой, что она не могла не тронуть Господа. Моя надежда была в руках человека, который умел всего себя, всю свою энергию, все жизненные силы устремить в незнакомые небеса. Только он мог долететь до сказочного Востока.

Я направилась к мастерской одного из моих друзей художников, Дерена. Он ждал рассвета и первых лучей солнца, чтобы воссоздать волшебство света, играющего на волосах, губах, платьях натурщиц. Хорошо зная его привычки, я бесшумно проскользнула к нему. Я глубоко вдохнула запах кофе, который он как раз готовил на огромной угольной печи, пока обнаженная девушка с пышной грудью распускала волосы, чтобы выглядеть еще более обнаженной. Я уселась в старое красное кресло, стоявшее в студии. Мне кажется, в тот день сердце мое билось беззвучно. Хозяин расхаживал туда-сюда, дуя на кофе с молоком в огромной чашке, подстерегая приближение первых утренних лучей, поправляя длинные волосы натурщицы. Так, прогуливаясь по комнате, он наконец заметил меня:

– Это вы, Консуэло? Так рано?

– Да, мой муж улетел. А я не знала, куда податься в такой ранний час, поэтому пришла и посижу тут у вас, если не помешаю.

– Я хочу нарисовать вас так, как есть, не двигайтесь.

– Ох нет, это слишком тяжело, вы же знаете, мой муж будет лететь дни и ночи и – кто знает – может быть, всю жизнь!

Дерен понял, как мне трудно, потому что любил своего друга Антуана, и попросил натурщицу сделать мне чашку кофе.

За весь день он не притронулся к работе. Мы говорили о летчиках, об их простоте, о привычке рисковать жизнью, о том, что они словно бы и не вспоминают погибших товарищей. Для них совершенно естественно встретиться с ветром-чудовищем, ветром-драконом, ветром-победителем. Так просто…

Для Дерена и его натурщицы я была больше, чем просто женщина. Во мне была заключена вся жизнь и вера другого человека, объединенные силой любви. Они посвятили мне весь день. Ближе к вечеру мы получили первые новости о нашем летчике: все хорошо.

«Небо ясное. Ветра нет. Движемся вперед» – вот телеграмма, которую прислал мне Тонио!

На второй день ожидания – никаких известий. Никакой надежды. Я не спала всю ночь. Телефон у моего изголовья упорно молчал. Ближе к вечеру начали появляться друзья – молчание становилось тревожным. Никаких новостей. У всех были похоронные лица. Вокруг нас сгущалась тишина.

На третий день все газеты пестрели заголовками: «Сент-Экзюпери пропал во время перелета Париж – Сайгон».

Отчаяние. Боль. Я истерзана тревогой и страданиями. Я подозревала худшее. Я не хотела, чтобы он уезжал, и при этом сама же его подбадривала.

А потом наконец пришло спасительное послание: «Это я, Сент-Экзюпери. Я жив».

Мы с его матерью тут же выехали в Марсель, куда он должен был прибыть после всей этой эпопеи. Мы вдвоем стояли в Старом порту, ожидая теплохода. На набережной друзья и любопытствующие смешались с журналистами, которые примчались запечатлеть для фоторепортажа его первую улыбку, первые эмоции на родной земле.