Воспоминания с Ближнего Востока 1917–1918 годов

По узкой дороге совсем рядом с глубокой синевы Босфором автомобиль вывез меня из моря константинопольских домов в Буюк-дере. Мои глаза, которые целый год любовались только простой и грубой красотой пустыни, теперь наслаждались пышностью бурного цветения, зрелищем иссеченного скалистого берега и радостно-оживленного потока, разделяющего Азию и Европу. В Буюк-дере дорога сворачивала прочь от берега. Машина с трудом протискивалась по змеиным извивам и остановилась перед низенькими воротами в высокой стене. Их отворили чернокожие евнухи и провели меня внутрь павильона.

Во главе небольшого застолья сидел Энвер со своим отцом, сводным братом Халила-паши, старше его на тридцать лет[153], обращаясь с ним с трогательной заботой. Рядом с ним сидели один за другим: морской министр, большой Джемаль-паша с его неуловимо-коварными глазами, тучный Халил-бей[154], предшественник Талаата во главе османской дипломатии, а далее, опираясь на свой костыль, Исмаил Хаккы-паша, который как никто другой умел набить свои карманы германским золотом при распределении военных поставок. На Золотом Роге о продажности и коррупции младотурецкой клики рассуждали с веселым добродушием, ведь прекрасно понимали, сколь несокрушимы деспотические приемы правления на Востоке.

Черные евнухи из гарема султана – ведь Энвер был женат на представительнице султанской династии[155] – подали яства. И как было принято у греческих императоров древней Византии, у которых лишенные культурного обхождения османы переняли все формы светской жизни, сразу вдоль стола побежал низенький, немолодой и смышленый карлик, который в роли придворного шута шептал гостям на ухо всякие забавные замечания и шутки.

Я с интересом рассматривал это любезное собрание, где общались в спокойном тоне восточной вежливости, когда мне пришла в голову мысль, вызвавшая у меня тихую улыбку. Не считая генерала фон Секта и меня, за этой прекрасной трапезой сидела часть могущественнейших лидеров турецкой правительственной клики, но это были сплошь те, кого в Европе, с ее, разумеется, давно устаревшей моралью, назвали бы преступниками.

Несколько дней спустя юркий английский пароход «Гюль Нихаль» вез нас мимо угольных копей Зонгулдака и развалин крепости в Трапезунде – мы посетили и то и другое – в Батум. Там мы были очарованы пальмовыми аллеями, бамбуковыми зарослями и чайными плантациями с китайскими кули – ведь нашему взору открылись настоящие тропики, которые я до этого видел в последний раз на Цейлоне семнадцать лет назад[156].

Когда днем я прилег на кровать в отеле почитать, то заметил вдруг длинную вереницу маленьких красных существ, которые ко мне целенаправленно приближались. И это была первая встреча с кавказскими клопами; с этого момента они будут мучить меня везде, в комнатах и железнодорожных вагонах; после сотен укусов вся верхняя половина моего тела постепенно столь пострадает, что я вынужден буду после возвращения в Мюнхен обратиться за помощью к дерматологу Цумбушу, ведь я – к счастью, безосновательно – опасался, что дело может дойти до кожной болезни, которая на Востоке отнюдь не редка.

В Трапезунде Халил-паша получил более точные сведения о наступлении Вехиба-паши, а также ясное представление о его ярко выраженной неприязни к немцам. Вернувшись на борт судна, он за ужином поднялся и произнес нам тост по-французски. Официальная политика Турции все еще связана союзом с Германией. Было бы неверно говорить о некоей партии в Турции, которая подрывает этот союз. Однако с теми отдельными личностями, которые этим занимаются, следует покончить – «comme des chiens et des cochons!»[157].

Состоялся торжественный официальный прием грузинского правительства, предоставившего нам специальный поезд со стороны Батума, да и генерал барон фон Кресс ожидал Халила-пашу в Тифлисе. В отеле «Ной», куда мы были поселены как гости правительства, мне бросилась в глаза стайка юных и элегантных девушек, которые подсматривали через полуоткрытые двери комнат или крадучись проскальзывали по коридорам. За завтраком на другое утро Халил с улыбкой рассказал о яростном споре, который якобы завязался между грузинской социалисткой и великорусской монархисткой за право разделить с ним ночлег. Свое весьма яркое описание он завершил словами: «Et moi, pauvre turc, j'ai faille être mangé par ces diables russes»[158].

Генерал барон фон Кресс, в чьем гостеприимном доме я провел много времени, в процессе бесед описал мне всю сложность положения на Кавказе – весь маятник политических интриг, который раскачивали со всех сторон. Все группировки надеялись половить рыбку в мутной воде. Кресс же стал посредником в установлении контакта между мной и теми личностями, которых приходилось иметь в виду в первую очередь для выполнения моей миссии, то есть для разблокирования железной дороги Батум – Александрополь.