Читаем Воспоминания самарского анархиста полностью

В начале октября в Смурове установилась Советская власть, а Комуч был изгнан из Смурова к Уралу. Мы в числе первых встречали победные отряды войск Чапаева. С приходом Красной армии окончилась моя полулегальная жизнь, и в это время меня зачислили на медфак, ибо широко раскрылись двери для рабочих и крестьян всех учебных заведений, чего не могло бы быть при власти царей Романовых.

До половины девятнадцатого года в Смурове всюду свободно продавалась революционная литература крайне левого направления. Читались массовые публичные лекции, устраивались диспуты в клубах и общественных местах на политические и религиозные темы, которые мы с Васей часто и аккуратно посещали в свободное время от учебы. Мы, конечно, оба были целиком в новом лагере и по своим убеждениям были не только с Октябрьской революцией, но даже впереди ее.

Мы проходили школу всех политических партий от марксидов до анархистов, которые как-то сразу нас очаровали ясностью и простотой — они брали сразу «быка за рога», а не за хвост, то есть разрешали экономическую проблему в первую очередь, тогда как все другие партии учили брать быка за хвост — начинать с политики.

Нам стало ясно, что покамест существует государство — будет существовать экономическое неравенство, то есть эксплуатация меньшинством большинства, правящей партией или классовой аристократией. Следовательно, партии по форме видоизменяют и создают государственную машину экономического неравенства в новом общественном строе, правда, с большими улучшениями, но с теми же старыми принципами угнетения и насилия над человеком и обществом. Из всех партийных теоретических и практических учений по душе пришлось только анархическое, разрешающее полную свободу личности и общества в экономическом, политическом и моральном отношении.

В то время в Смурове с публичными лекциями выступали долгое время Рогдаев Николай и Владимир Александрович[98] Поссе, и многие другие в клубе анархистов и предупреждали, и доказывали, что покамест будут существовать какие-либо государства — будет существовать и эксплуатация человека человеком, будут богатые и бедные, угнетатели и угнетенные, одни будут жить в роскоши, другие в бедности, что и подтвердилось особенно ясно во времена Иосифа Кровавого.

Так почти в течение двух лет мы просвещались лекциями, докладами, диспутами и книгами разных партий. Десятки лекций прочли Рогдаев и Поссе в зданиях театров «Триумф», «Художественный»[99] и в клубах на рабочих окраинах. Оба они много лет находились в эмиграции, хорошо владели европейскими языками и хорошо знали политическое движение европейских народов и были лично знакомы с семьей Ленина по работе в эмиграции. Взамен государственной машины рабства они предлагали всеобщие самоуправляющиеся советы самого народа, советы от низа вверх, а не сверху вниз — эти барские советы барской демократии и барского государственного социализма и коммунизма.

Поссе — революционер, бытописатель, по окончании Казанского института работал участковым врачом в Нижегородской губернии, а потом литератором-революционером, в связи с чем ему пришлось эмигрировать за границу и возвратиться в Россию после свержения монархии. Особенно большим прозрением для нас, студентов и учащейся молодежи, была его лекция о личных воспоминаниях и характеристике писателей — Горького, Короленко, Андреева, Достоевского, Чехова, Куприна и Толстого. Характерная черта — когда Поссе эмигрировал за границу и оттуда просил Горького принять участие в распространении революционной литературы в России, то он отказался от этого предложения.

О Достоевском Поссе сказал: «Достоевский — величайший психолог-писатель мира, он первый разрушитель веры в бога, во всех земных идолов-кумиров», указав, в частности, на его «Братьев Карамазовых», где вера в бога и государство разоблачена так ясно и просто его героями, что, однако, идолопоклонниками бога и государства печатно и устно отрицается и клевещется на творчество и личность Достоевского. В творчестве Короленко преобладает созерцание благополучия быта. В Чехове прогрессивная созерцательность и серьезность. В Толстом — величайший художник-писатель, в его творчестве, [а также] Андреева, Куприна и Достоевского преобладает величайший революционный гуманизм — они близки и родственны по духу мировоззрения, что видно по «Братьям Карамазовым» Достоевского, «Савве» и «Сашке Жегулеву» Андреева, «Поединку» Куприна, «Войне и миру» Толстого и другим сочинениям. О Горьком — это поклонник силы, откуда бы она ни исходила.

Лекции Рогдаева и Поссе настолько всегда были убедительны и просты, подтверждаемы фактами жизни, что после их докладов не находилось ни одного оппонента от политиканов-государственников.

Так благодаря Октябрьской революции в сравнительно короткое время, в два-три года я теоретически стал законным атеистом и антигосударственником, а Советскую власть, по тогдашней еще наивности, рассматривал как переходную ступень-фазу в безгосударственный строй жизни общества в ближайшие годы, рассматривал Советскую власть не как цель, а как средство к цели.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное