Следующие несколько недель Тапио чувствовал себя не в своей тарелке. Он имел жесткие моральные устои и мучился. В скором времени должны были вернуться британцы, на сей раз с новым командующим. Предсказать, какая атмосфера сформируется, не представлялось возможным. Тапио почти не говорил со мной о гибели Хэра, но их общение всегда отличалось подчеркнутой любезностью, что в случае Тапио практически равняется душевной теплоте. Сейчас Тапио, похоже, понимал, что нить его жизни истончается.
Я пытался предугадать мысли Тапио – это занятие безмерно его раздражало – и ослабить его тревогу.
– Не думаю, что руководство лагеря обнаружит труп Калле, – сказал я. Мы оттащили труп подальше от Кэмп-Мортона, и через три дня он исчез.
– Да, это вряд ли.
– Тогда ты в безопасности, дружище! Беспокоиться не стоит.
– Да я не разоблачения боюсь! – воскликнул Тапио, явно возмущенный моим предположением. – Я просто считаю, что с моей стороны правильно было бы прийти с повинной, но не хочу этого.
– Разумеется, приходить с повинной не стоит. И, пожалуйста, само собой разумеется, что ты можешь рассчитывать на мое молчание.
Тапио окинул меня задумчивым взглядом. Морщины на лбу и в уголках рта превратились в глубокие расселины.
– Твою репутацию я пятнать не намерен.
Сперва я подумал, что Тапио смеется, но он был серьезен до крайности.
Пару минут мы сидели в тишине. О своей репутации я никогда не задумывался. Это казалось нелепым.
Я небрежно махнул рукой и шумно выдохнул, показывая, что думаю об опасениях Тапио.
– Возможно, ты впервые убил человека? – предположил я, меняя тему. Тогда этот вопрос не давал мне покоя. – Думаю, это довольно трудно.
Тапио фыркнул, даже изрыгнул невеселый смешок.
– Свен, за кого ты меня принимаешь? За головореза? Разумеется, я впервые убил человека. Хотя, если честно, впервые убив медведя, я чувствовал себя хуже.
В итоге за считаные дни до прибытия британцев будущее положение дел определил Сигурд. Ранее о случившемся он не высказывался. О трагедии он узнал следующим утром, и выражение его угрюмого лица почти не изменилось. Отложив разговор до самого последнего момента, Тапио буквально встал перед ним за ужином и спросил, каков расклад. О «репутации» Сигурда речь не шла, но мы с Тапио полагали, что он может испытывать дружеские чувства к Калле. Они вместе путешествовали и охотились много лет.
Тапио был максимально почтителен, Сигурд – безразличен, я нервно наблюдал за ними.
Осмыслив проблему, Сигурд глубоко вздохнул и со скучнейшим видом изрек:
– Даже лучше, что Калле погиб. Он очень громко разговаривал. Я стал звероловом не для того, чтобы слышать столько болтовни. К тому же этот лагерь был слишком тесен для четверых зимующих. Один из нас был обречен на погибель.
Уверенный, что гибели Хэра и Калле привели мое пребывание в Кэмп-Мортоне к окончательному и бесповоротному завершению, я отказался продлевать контракт. Какое-то время я прозябал в Лонгйире. Мне было неприятно злоупотреблять неиссякаемым гостеприимством Макинтайра, тем более я почти не покидал его крошечное жилище. Прожив несколько лет в относительной изоляции, видимый или не видимый тем же небольшим контингентом, я не мог вынести перспективу того, что кто-то посторонний попробует разгадать тайну моего изуродованного лица. С таким лицом я стал болезненно застенчивым, почти параноиком. Макинтайр выносил эту, как и большинство наших с Эберхардом причуд, со своим обычным хладнокровием. Он никогда не гнал меня из лачуги заводить новые знакомства. До странного общительный Макинтайр не был светским человеком и, казалось, не уставал от часов моей немногословной компании. Откровенно недолюбливал Макинтайр лишь самосожаление, и в тех редких случаях, когда я высказывался о том, что я ненужная ему обуза, он резко меня осаживал.
Миновали летние месяцы. Инерция поражает уверенность в собственной никчемности, и я переживал не лучшие времена. Макинтайр говорил, что пытается разузнать что-нибудь полезное для меня, но ничего интересного не слышал. Северная разведывательная компания хорошим, выгодным вариантом больше не представлялась. По слухам, несчастный, потерявший любимого Джибблит оставил свою должность и снова пошел служить на флот, но проверить это не получалось. Мне хотелось продолжать охотиться, но ни мастерства, ни уверенности, чтобы заниматься этим самостоятельно, не было. Тапио тем временем не объявлялся. После нашего отъезда из Кэмп-Мортона в Лонгйир он не вернулся и конкретно о своих планах не говорил. Вроде бы он собирался заниматься летней охотой на территории отдаленного фьорда, названного в честь какого-то кронпринца. Тапио заверял меня, что не исчезнет, не простившись, но до конца я этому не верил.
У Макинтайра имелись собственные опасения.
– Меня пугает то, что наш дорогой Тапио там один на один со своими моральными прегрешениями. Этот человек может быть к себе очень суров.
Я выразил мнение, что Тапио казался больше обеспокоенным желанием избежать последствий убийства, чем отягощенным самим убийством.