Воспоминания уцелевшего из арьергарда Великой армии

Я вошел в город один, но вскоре огонь перекрыл мне дорогу к Кремлю. Тем не менее, ни опасность гореть заживо, ни погибнуть в руинах сгоревшего дома, не снизили жажды грабежа. По улицам бродили местные жители —   изгнанные из своих домов нашими солдатами и пожаром. Одни предались отчаянию, другие были мрачны и молчаливы. Я вернулся в лагерь глубоко тронутый тем, что я видел, и решил уделить все свое внимание своему полку, чтобы максимально облегчить его жизнь и по возможности избавить от страданий, которых я был не в силах устранить совсем. Три дня прошли в инспекциях и смотрах. Я встретился с каждым офицером индивидуально, и лично сам ознакомился с послужным списком каждого из них. Я ознакомился, насколько позволяло наше положение, со всей структурой полка, и свет московского пожара сопровождал все эти мероприятия. Все входы в город были перекрыты, но, поскольку грабежи продолжались, а Москва была нашим единственным источником провизии и других ресурсов, было ясно, что те, кто придут последними умрут от голода. В молчаливом согласии с полковником 18-го полка, мы позволили нашим солдатам принять участие в грабежах. Ведь, в конце концов, необходимо было приложить немало труда, чтобы принести хоть что-нибудь. Возвращаясь, наши солдаты должны были пройти через лагерь 1-го корпуса, стоявшего непосредственно перед нашим, и сохранить свою добычу они могли только выдержав либо нападения его солдат, либо Императорской Гвардии, гренадеры которой хотели унести с собой буквально все. Возможно, никто не участвовал в разграблении города меньше чем мы. По истечении шести дней пожар прекратился, поскольку гореть уже было нечему. Девять десятых Москвы исчезло с лица земли, и Император, который на время пожара удалился в Петровский замок, снова вернулся в Кремль и там ждал переговоров о мире, на который все еще надеялся.

Тем не менее, не обескураженный потерей Москвы, император Александр усмотрел в ее захвате дополнительный повод для продолжения войны.

Генерал Кутузов, справедливо полагая, что после выхода из Москвы, мы направимся на юг, ушел с Владимирской дороги, и, обогнув Москву, пошел на Калугу и Тулу. Этот марш, озаряемый светом московского пожарища, крайне озлобил русскую армию. Кутузов остановился у Нары, в двадцати пяти лье от Москвы, построил там новые редуты, и таким образом перекрыл подходы к Калуге и Туле. Поэтому, чтобы попасть в южные провинции, нам нужно было победить во второй раз. В то же время русская армия восполнила свои потери за счет новобранцев, пополнила свои ресурсы, и, обновившись, обрела новый боевой дух. Пока русские готовились к новым боям, тема мира была основной темой наших разговоров на аванпостах, и он все еще верил в заключение мирного договора. Король Неаполя в сопровождении авангарда напал на Калугу, где находился укрепленный лагерь русских, а 3-му корпусу было приказано идти на север, на Тверскую и Владимирскую дороги, где находился неприятельский обсервационный корпус.

Впервые во главе своего полка я шел по руинам Москвы. Это было ужасное, и в то же время необычайное зрелище. Одни дома были разрушены до самого фундамента, от других остались почерневшие от дыма и копоти стены. Улицы завалены всевозможными обломками и ужасный запах гари. То тут, то там нам попадались либо особняк, либо храм или дворец, а вокруг —   руины и полная разруха. Церкви, особенно, с их разноцветными куполами, пышностью и разнообразием их форм, напоминали нам о былой красоте Москвы. Теперь они стали убежищем для тех, кого наши солдаты выгнали из их уцелевших домов. Эти несчастные, блуждающие, словно призраки среди руин и одетые в лохмотья, прибегали к наиболее тяжким способам, чтобы продлить свое жалкое существование. Иногда они ели сырые овощи, найденные в садах, а иногда разрывали на мелкие куски трупы валявшихся на улицах мертвых животных. Некоторые из них прыгали в реку, чтобы спасти хотя бы часть зерна, выброшенного их согражданами в воду, и которое теперь пребывало в состоянии брожения. Бой барабанов и звуки военной музыки, которые сопровождали наш марш, сделал это зрелище еще печальнее, отождествляя триумф с разрушениями, страданиями и смертью. Пройдя через весь этот огромный город, мы были расквартированы в деревнях на Ярославской и Владимирской дорогах. Меня поселили в усадьбе Кусково, принадлежавшему графу Шереметьеву, человеку неслыханно богатому и баловню судьбы. Его очаровательный дом был разграблен так же, как и другие. Исчерпав ресурсы этой деревни, мы вновь вошли в Москву, и были размещены в пригороде по Владимирской дороге.