Воспоминания уцелевшего из арьергарда Великой армии

С 24-го ноября Император был занят поисками места перехода. О Борисове теперь не могло быть и речи, поскольку в этом случае мы были бы вынуждены построить мост под огнем стоявших на противоположном берегу батарей противника. Ниже Борисова возле Уколоды[67], мы рисковали столкнуться с генералом Кутузовым, встречи с которым так важно было избежать. А вот у Веселово, в трех лье выше Борисова, — благоприятный для нас рельеф местности —   холмы нашей стороны реки господствовали над противоположным берегом, и что еще более делало желательным переход в этом месте —   это то, что на другой стороне находилась дорога в Зембин, идя по которой армия может придти в Вильно. В результате Наполеон выбрал второй вариант. 25-е ноября прошло в имитации строительства мостов возле Уколоды и у Борисова, чтобы создать видимость того, что река будет преодолена именно в этих местах. Адмирал Чичагов, имевший в своем распоряжении менее 20 000 человек, не мог силой захватить все возможные места перехода, поэтому он сосредоточил внимание на Борисове и к тем пунктам ниже этого города, где как заверял его генерал Кутузов, французская армия, несомненно, попытается перейти реку. В ночь с 25-го на 26-е 2-й корпус пошел на Веселово, куда Император прибыл 26-го утром. Часть кавалерии с вольтижерами, сидевшими позади всадников на крупах их лошадей, переправились через реку и атаковали русские форпосты. Тотчас 30 пушек были размещены на господствующих над противоположным берегом высотах, чтобы не допустить появления там противника. Под защитой этих пушек, саперы, по пояс в ледяной воде, строили два моста, завершенные до наступления ночи. 2-й корпус переправился первым и отбросил русских к Борисову, а затем переправу начали и другие корпуса. 3-й корпус прибыл в Веселово вечером, и пересек Березину незадолго до рассвета. Многие остались на ночь на левом берегу, думая, что им легче будет перейти на тот берег утром, иные пошли по полузамерзшим болотам вдоль правого берега, тщетно ища места, где можно было бы укрыться и согреться.

На рассвете 3-й корпус был сформирован, и занял позицию за 2-м, в лесу, через который пролегала дорога. День прошел спокойно. Чичагов, узнав, где на самом деле мы перешли Березину, немедленно сконцентрировал все свои силы, чтобы атаковать нас; В то же время 1-й, 3-й и 4-й корпус, Императорская Гвардия с Императором, артиллерия и обоз, двигались непрерывно, несмотря на то, что мосты постоянно ломались. Поначалу все шло хорошо, но желающих пройти на тот берег становилось все больше, и беспорядок стал таким, что войска были вынуждены применить силу, чтобы очистить себе путь. Снова резко похолодало, повалил густой снег, и мы с трудом поддерживали огонь в согревающих нас кострах. Я решил, во что бы то ни стало с пользой провести этот день. От самого Смоленска у меня не хватало ни времени, ни духу, проанализировать потери моего полка —   именно сегодня я решил ознакомиться с этими печальными данными. Я собрал всех своих офицеров и сверил их состав с имеющимся у меня списком, составленным еще в Москве. Боже мой! Какие изменения произошли с тех пор! Из семидесяти офицеров осталось не более сорока, и большинство из них из-за ран или болезней не могли держать оружие. Мы долго обсуждали наше нынешнее положение, нескольким из них я объявил благодарность за их поистине героическое поведение, другим —   суровое порицание за утрату боевого духа. Для себя я решил вести себя так, чтобы глядя на меня они старались следовать моему примеру. Командование рот было практически полностью уничтожено в Красном, и это повлекло за собой резкое падение дисциплины. Из оставшихся солдат я сформировал два взвода. Первый состоял из гренадеров и вольтижеров, второй —   остатков батальонных солдат. Я назначил им командиров, и приказал остальным обеспечить себя ружьями и идти со мной во главе полка. Мои запасы практически исчерпались. У меня был только один конь, мой последний portmanteau утонул в Березине; а что касается одежды, я имел только то, что было на мне. Мы все еще в пятидесяти лье от Вильно и в восьмидесяти от Немана, но, будучи в самой гуще стольких несчастий и горя, я не позволил себе концентрироваться только на своих собственных страданиях и личных потерях. Маршал Ней тоже лишился всего. Его личный адъютант голодал, но я до сих пор с благодарностью вспоминаю, как неоднократно они приглашали меня принять участие в весьма скромной трапезе из того небольшого количества съестного, которое им иногда удавалось раздобыть.