Воспоминания уцелевшего из арьергарда Великой армии

Пока 3-й корпус, а вместе с ним и я, отчаянно боролись за свое существование, Император, непрерывно преследуемый русской армией, быстро шел на Оршу. Ничего интересного за тот период времени не произошло. Единственным достойным упоминания является пожар в Лядах, когда в амбаре ночью заживо сгорели 300 человек. Эти несчастные люди, пытаясь спастись, так мешали друг другу выбраться наружу, что уцелеть не смог никто —   все они погибли. Один, правда, еще дышал, но два ружейных выстрела прекратили его мучения.

Я уже рассказал ранее, какая ситуация сложилась в армии, и как важно стало прийти к Березине раньше русских. Наполеон, естественно, не останавливался в Орше, а сразу пошел в Борисов. Этот город расположен на Березине, примерно в 30-ти лье от Орши. Мост через Березину охраняла дивизия Домбровского, и теперь 3-му корпусу предстояли новые испытания. Мы знаем, что лишь 3-й корпус в одиночку выполнял обязанности арьергарда с самой Вязьмы, то есть, в течение восемнадцати дней, и на протяжении шестидесяти лье. Теперь же, будучи в составе и на одном марше с Великой армией, он испытывал все те же трудности и лишения, что и вся армия.

После пяти часов нашего пребывания в Орше возникла острая потребность в пище, однако нас лишили и этих небольших резервов. Русские, ставшие на противоположном берегу Днепра, обстреляли город, и здания, где находились наши склады, оказались для них наилучшими мишенями.

Таким образом, организованное распределение стало невозможным, однако нескольким солдатам с риском для жизни удалось раздобыть немного водки и муки. Теперь арьергардом командовал маршал Даву, он ускорил наш отход, и в восемь утра мы уже шли к Борисову.

Эта дорога, наверное, одна из лучших в России, ее ширина позволяла идти нескольким колоннам. И поэтому впервые, не тратя все свое время и внимание на противника, я имел возможность посвятить их своему собственному полку. В настоящее время он насчитывал едва ли восемьдесят человек, и как я мог надеяться сохранить даже этот небольшой остаток, если для отдыха не было ни времени, ни возможности? Я испытывал сильную душевную боль от плохого состояния их одежды и обуви, их истощенности и удрученности на их лицах. Другие полки 3-го корпуса выглядели еще хуже. Одного только отсутствия питания достаточно, чтобы уничтожить армию —   и это не считая многих других бедствий. Запасы еды, которые мы везли из Москвы, уже давно закончились, повозки, их перевозившие —   брошены, лошади, впряженные в них —   мертвы. И как мало нам досталось продуктов при раздаче —   в конце концов, мы имели то, что смогли достать в Смоленске и Орше. Что касается местных ресурсов, понятно, на что мы могли рассчитывать, следуя за такой армией? В общем, питались мы совершенно невероятно —   иногда размоченной мукой, иногда медом или кониной, — запивая все это исключительно водой из талого снега. И так продолжалось до тех пор, пока мы не приблизились к Вильно, там мы обрели вкусный напиток из свеклы. Мороз немного ослаб, стало не так холодно. Мы вспоминали, как умирали от холода на Днепре, но в то же время изменение температуры не принесло нам никакой пользы —   из-за оттепели земля стала более скользкой, а поскольку наша обувь не была рассчитана на такое покрытие, мы только стали быстрее утомляться. На небольшом расстоянии от Орши я повстречал г-на Лянусса, капитана моего полка, который под Смоленском из-за ружейной пули потерял зрение.