Воспоминания уцелевшего из арьергарда Великой армии

Я рекомендовал генералу д’Энену последовать за маршалом, но он не хотел снова получить выговор, как тогда, когда он снялся со своих позиций без прямого приказа. И в этот момент издалека до нас донеслись звуки, свидетельствовавшие о том, что там завязался бой. Мы поняли, что наша главная колонна продолжила свой марш, а над нами нависла угроза быть отрезанными от нее. Я вновь обратился к генералу д’Энену, уверяя его, что маршал, чей характер я хорошо знал, вероятно, не счел нужным посылать ему особый приказ, ибо он всегда рассчитывал на то, что офицер его команды всегда проявит активность, если того потребуют обстоятельства. К тому же, теперь он находился слишком далеко от нас, и 18-й полк к этому времени, вероятно, уже прошел дальше.

Генерал, однако, упорствовал в своем отказе, и согласился только на то, чтобы привести нас к тому месту, где мы могли бы соединиться с 18-м полком.

18-й полк уже ушел, и на его месте стоял казачий эскадрон. Генерал д’Энен слишком поздно убедился в моей правоте, и теперь стремился воссоединиться с колонной маршала Нея, но мы бродили по лесу в столь многих направлениях, что уже не были уверены, правильно ли мы идем, а отблески пламени многочисленных пожаров, которые мы видели повсеместно, еще больше запутывали нас. Офицеры моего полка посовещались, и, в конце концов, мы выбрали направление, за которое высказалось большинство присутствовавших.

Я не берусь описать все, что мы пережили в ту мучительную ночь. В моем распоряжении имелось менее ста человек, и мы находились в лье от колонны, частью которой мы являлись. Мы, окруженные врагами со всех сторон, чтобы воссоединиться с ней, должны были идти быстро, чтобы наверстать упущенное время, и достаточно плотно, чтобы суметь отбиться от казаков. Мрак ночи, отсутствие дороги, сложность прохождения через лес, при таких обстоятельствах, делали наш марш еще тяжелее. Казаки стреляли по нам сзади и призывали нас сдаться. Погибших и раненых мы оставляли. Одному сержанту пулей перебило кость ноги, он упал недалеко от меня и спокойно сказал своим товарищам: «Вот, возьмите мой ранец. Со мной все кончено, а вам он пригодится». Они взяли его ранец, и мы в полном молчании ушли. Та же участь постигла двух раненых офицеров. Я не без беспокойства наблюдал, какое впечатление это производило на наших солдат и даже офицеров. Солдаты, которые проявляли себя героями на поле боя, сейчас выглядели обеспокоенными и растерянными, так что верно говорят, что обстоятельства, сопутствующие опасности, страшат больше самой опасности. Лишь очень немногие сохраняли столь бесценное присутствие духа. Я применил всю свою власть, чтобы поддержать порядок на марше, и держать каждого на своем месте. Один из моих офицеров даже осмелился намекнуть на капитуляцию. Я отчитал его громко и сурово, тем более что, до сих пор он вел себя весьма похвально, и я хотел, чтобы мои слова воздействовали на него. Наконец, через час мы вышли из леса и обнаружили, что Днепр находится слева от нас. Посему направление, которое мы выбрали, оказалось верным, солдаты обрадовались, и я воспользовался этим, чтобы заявить, что только настойчивость, мужество и хладнокровие могут спасти нас. Генерал д’Энен направил нас вдоль берега, чтобы не допустить фланговой атаки неприятеля, но радоваться было еще рано. У нас было больше никаких сомнений касательно нашей дороги, но равнина, по которой мы шли, благоприятствовала массированной атаке противника и эффективному использованию артиллерии. К счастью, стояла ночь, и их пушки могли стрелять только наугад.

Время от времени, громко крича, казаки приближались к нам. В таких случаях мы останавливались, давали залп, и тут же возобновляли наш марш. Около двух лье мы шли по невероятно пересеченной местности. При переходе через овраги труднее всего было вскарабкаться по его противоположной стороне, а также нам приходилось вброд, по колено в воде преодолеть многочисленные ручьи и речушки. Но ничто не могло поколебать упорства наших солдат, порядок поддерживался идеальный, и никто не покинул свое место в строю. Генерал д’Энен, страдавший от раны, причиненной картечью, никому не говорил об этом, чтобы не подрывать боевого духа солдат, и все так же рьяно продолжал выполнять свои обязанности. Без сомнения, его можно было упрекнуть за то, что он так долго стоял в лесу у Днепра, но такова была ситуация, и никто не смог бы приуменьшить ту храбрость и мудрость, с которыми он вел нас. Наконец, противник прекратил преследование, и огни, которые мы заметили на холмах впереди, оказались кострами арьергарда маршала Нея. Он сделал привал, и теперь готовился идти дальше. Мы присоединились к нему, и узнали, что накануне вечером маршал пошел прямо на пушки противника и заставил их уступить ему дорогу.