Восстание Болотникова 1606–1607

По меткой характеристике Татищева, очень верно оценившего положение, в какое попал застрявший под стенами Тулы Василий Шуйский: «Царь Василей, стоя при Туле и видя великую нужду, что уже время осеннее было, не знал что делать: оставить его (т. е. город Тулу. — И. С.) был великий страх, стоять долго боялся, чтоб войско не привести в досаду и смятение; силою брать — большей был страх: людей потерять»[1428].

К концу лета 1607 г., действительно, положение дел опять стало складываться не в пользу Шуйского. Прежде всего длительное стояние под Тулой не только ослабляло войско Шуйского в результате потерь от военных действий, но и действовало разлагающим образом на ратных людей, составлявших его полки.

В. Диаментовский дважды отмечает в своем дневнике факт массового ухода ратных людей из войска Шуйского.

Первая из этих записей, под 2 августа (23 июля), гласит: «Сообщили о нескольких тысячах людей, которые переправлялись в нескольких местах через Волгу, возвращаясь из войска»[1429]. Вторая запись, под 14 (4) октября, еще более выразительна: «Очень много раненых и здоровых возвращалось из войска сюда по своим дворам»[1430]. Таким образом, массовое бегство ратных людей из-под Тулы не может подлежать сомнению. Выражением этого же процесса разложения войска Шуйского явилась «измена» князя П. Урусова, «отъехавшего» от Тулы и ушедшего «в Крым», причем вместе с ним ушли и «иные многие мурзы»[1431]. Нет возможности установить, какая часть из нерусских («татарских») отрядов, стоявших под Тулой, ушла вместе с начальствовавшим над ними П. Урусовым. Но, несомненно, отъезд П. Урусова не мог не дезорганизовать этой части войска Шуйского. «Измена» П. Урусова наносила удар Шуйскому и еще в одном отношении. Как подчеркивает А. Палицын, П. Урусов «великую честь в России всю отверже, и жену свою, прежде бывшую за князем Александром Ивановичем Шуйским, покинул»[1432]. Иными словами, отъезд П. Урусова означал демонстративный разрыв с царем одного из близких ему лиц, связанного с царским домом даже брачными узами, что не могло не отразиться на престиже Василия Шуйского.

Вторым моментом, определявшим обстановку в стране и оказывавшим воздействие и на положение Шуйского под Тулой, была непрекращавшаяся борьба крестьян и холопов. Если Шуйскому удалось запереть в Туле основное ядро восставших, то отдельные отряды крестьян и холопов продолжали борьбу против феодалов, причем эта борьба велась и в непосредственной близости от Тулы. Мы уже цитировали переписку между Василием Шуйским и рязанским воеводой Ю. Пильемовым, из которой видно, что еще в октябре 1607 г. «пронские и михайловские мужики» «воевали» «во многих местах», находясь в 20 верстах от Переяславля-Рязанского, и что воеводе было «за теми воры посылати неково», так как «дворян и детей боярских» с ним было, по его собственному признанию, «мало»[1433]. Такое положение дел вынуждало Шуйского выделять часть своих сил для борьбы против «воюющих» мужиков, что еще более ослабляло его тульский лагерь.

К названным факторам внутреннего порядка к осени 1607 г. прибавился еще фактор внешний в лице нового Самозванца, провозгласившего себя в июле 1607 г., в г. Стародубе-Северском, «царем Димитрием»[1434].

Авантюрист, выдвинутый враждебными Русскому государству панскими кругами Польши, Лжедмитрий II широко использовал в качестве оружия для достижения своих целей социальную демагогию[1435], а имя «царя Димитрия» привлекало к Самозванцу широкие народные массы. Это делало особенно опасным для Василия Шуйского начатый Лжедмитрием II в сентябре 1607 г. поход из Стародуба на Брянск, с очевидной целью итти дальше, «к главному центру военных действий — к Туле»[1436].

Такова была обстановка, в которой протекал последний этап борьбы под Тулой, — этап, связанный с «потоплением водным» Тулы[1437].

Опубликованные Г. Н. Бибиковым записи приходо-расходных книг Иосифо-Волоколамского монастыря, относящиеся к возведению плотины на реке Упе, дали в руки исследователям точные документальные данные, опираясь на которые можно с гораздо большей степенью уверенности использовать материал литературных источников.

Наиболее обстоятельно история «потопления» Тулы изложена в «Карамзинском Хронографе». Проект взятия Тулы путем затопления ее водой реки Упы выдвинул некий «муромец сын боярской Иван Сумин сын Кровков»[1438].