Кровков подал «в Государеве Розряде дьяком» челобитную, в которой предлагал потопить Тулу путем устройства запруды на реке Упе: «И вода де будет в остроге и в городе, и дворы потопит, и людем будет нужа великая, и сидеть им в осаде не уметь»[1439]
. По словам «Нового Летописца», предложение Кровкова было первоначально встречено с недоверием: «Царь же Василей и бояре посмеяхусь ему, како ему град Тулу потопить. Он же с прилежанием к нему: вели меня казнити, будет не потоплю Тулы»[1440]. Если приведенный рассказ имеет под собой некоторую фактическую основу, то можно думать, что план, предложенный Кровковым, подвергся специальному рассмотрению царя с боярами, получив в конце концов их одобрение.«Карамзинский Хронограф» детально описывает, как «сын боярской Иван Кровков плотину делал»: «секли лес и клали солому и землю в мешках рогозинных и вели плоти[ну] по обе стороны реки Упы, а делали плотину всеми ратными с окладов, и плотину зделали, и реку Упу загатили, и вода стала болшая и в острог и в город вошла, и многие места во дворех потопила»[1441]
. «Новый Летописец» сообщает важную подробность, что Шуйский велел дать И. Кровкову «на пособ мельников»[1442].Место для строительства плотины, или «заплота», было выбрано при впадении в Упу реки Вороньей (несколько ниже ее устья). На плане города Тулы 1741 г., воспроизведенном в «Историческом обозрении Тульской губернии» И. Афремова, отмечены «остатки плотины наводнения 1607 г.». Сам И. Афремов приводит некоторые данные и о размерах и устройстве плотины, указывая, что «по правому, болотистому, пологому берегу Упы, на полверсты протянули высокую плотину; потом запрудили реку иструбами, набитыми землею»[1443]
. Эти данные представляют собой интерес, как основанные не только на литературных источниках, но и на непосредственном изучении автором остатков плотины 1607 г. (как указывает И. Афремов, «признаки плотины этой доселе видны против села Мяснова и при конце Хопра на Оружейной стороне»)[1444].Изложенная нами история строительства плотины на Упе подтверждается данными записей приходо-расходных книг Иосифо-Волоколамского монастыря. В «расходной памяти» приехавшего в монастырь 4 августа 1607 г. «из-под Тулы з государевы службы» монастырского слуги Матвея Дирина содержится перечень расходов, произведенных М. Дириным под Тулой в связи с постройкой плотины: «куплен мешок на зоплот на запруду реке Упе под Тулою, дан 10 денег; у Степана у Курбатова взят мешок, дано ему 8 д.; Никифору Оладьину дано за мешок 3 д.; у Меркура Окоемова взят мешок, дано ему 9 д., насыпали туры на заплот, дано найму 5 алтын 3 д., дано Кляпу 1 д.; а сказал, что он дал от записки (засыпки? —
«Эта сухая, чисто деловая запись», по верному замечанию Г. Н. Бибикова, документально подтверждает «красочные и всегда казавшиеся чуть-чуть легендарными показания литературных источников»[1446]
. «Расходная память» Матвея Дирина подтверждает свидетельства источников как о технике строительства «заплота» на Упе (использование для запруды мешков с землей), так и об организации работ по постройке плотины. Как мы видели, «Карамзинский Хронограф» указывает, что «делали плотину всеми ратными с окладов». То же отмечается и в разрядах, сохранивших запись о том, что «збирали со всех людей да[то]шных людей и делали заплоту и Тулу потопили»[1447].Запись книг Иосифо-Волоколамского монастыря демонстрирует перед нами непосредственных участников строительства «заплота» в лице монастырских «даточных» людей. Упоминание в записи о насыпании «опчего тура» «ото всее сотни» указывает на то, что строительство отдельных сооружений плотины[1448]
или возведение ее участков было закреплено за войсковыми подразделениями («сотнями»), в составе которых находились «даточные» люди[1449].Значение записей приходо-расходных книг Иосифо-Волоколамского монастыря не исчерпывается, однако, лишь подтверждением и конкретизацией данных, известных из других источников. «Память» Матвея Дирина дает возможность установить время начала постройки плотины на Упе, датируя это событие временем до 4 августа 1607 г. Таким образом, на строительство и ввод в действие плотины на Упе ушло свыше двух месяцев.
В источниках имеется очень немного данных относительно того, что можно было бы назвать внутренней историей осажденной Тулы.