Восстание Болотникова 1606–1607

Рассказ П. Благово рисует как бы в разрезе, произведенном вдоль Московской дороги, жизнь целого огромного района Русского государства: от Перми до Нижнего-Новгорода. Весь этот район выступает перед нами охваченным острой борьбой. Характерной чертой этой борьбы является то, что в нее оказываются втянутыми широкие массы городского населения. Наиболее ярко это выступает в событиях в Котельниче. Здесь в рассказе П. Благово представлена целая галерея различных представителей посада: от городового приказчика до попа и стрельца, за которыми стоит безымянная, но от этого нисколько не менее реальная масса посадских черных людей, обозначенных в челобитной П. Благово под именем «многих людей». Колоритная сцена в кабаке, с поднятием чаш за «царя Дмитрея», является лучшим показателем массовости той «измены» среди котельничан, на которую жаловался Петру Благово староста Котельнича. Это последнее обстоятельство раскрывает другую, не менее важную и существенную сторону положения в Котельниче. «Котелничей староста Митька Крушаков», т. е. земский староста города Котельнича, с полным основанием может рассматриваться нами как представитель верхов посадского населения, тех зажиточных кругов («лучших людей», по терминологии того времени), из среды которых выходили представители выборных земских властей. Враждебное отношение Котельнического старосты к движению посадских людей является одним из проявлений тех противоречий, которыми характеризуется социальная обстановка в русских городах XVI–XVII вв. В этом отношении борьба среди посадских людей города Котельнича демонстрирует те же черты и тенденции, что и в других городах того времени, когда «лутчие люди, пометав домы своя», разбегались, а «чернь» целовала крест «царевичу князю Дмитрею Ивановичу»[581].

Позиция «ратных людей» пермичей из отряда П. Благово вполне соответствует той расстановке сил, которую рисуют показания П. Благово. Будучи набраны из числа черных людей Перми и Пермского уезда, «даточные» люди примкнули и активно участвовали в борьбе, кипевшей в тех городах, мимо которых двигался их отряд. Нет данных, позволяющих раскрыть характер той первой стычки между ратными людьми, с описания которой П. Благово начинает свой рассказ. Вряд ли, однако, она была простой «дракой». Вероятнее допустить, что «драться и из лука стрелять» ратных людей заставили более глубокие причины.

Царская грамота квалифицирует поведение «даточных» людей пермичей как «воровство», указывая, что «ратные люди своровали, на нашу службу не пошли». Вместе с тем из нее можно узнать и о дальнейшей судьбе этих ратных людей: они «из Санчурского воротилися» обратно в Пермь.

Расценивая поведение ратных людей как заслуживающее «нашия опалы» (от наложения которой царь отказывается по случаю победы над Болотниковым), грамота Василия Шуйского требует от пермичей недопущения в дальнейшем подобных случаев: «а которые воры учнут вперед такия же воровские речи затевать и вмещать и писмами прелщати, и они б тех воров имали и приводили к вам (пермским воеводам. — И. С.), а вы б их сажали до нашего указа в тюрму». Эта инструкция пермскому воеводе показывает, что Василий Шуйский считал весьма реальной перспективу новых «воровских» выступлений среди пермичей (царь прямо предписывает: «а что у вас учнеться делать и вы б о том писали к нам к Москве подлинно»). Вместе с тем такая оценка положения в пермских городах заставляет признать, что «пермитин Пантелейко», которого П. Благово изображает зачинщиком всех действий ратных людей, был подготовлен к этой роли еще в своем родном городе.

В каком отношении стоит борьба пермских и вятских «мужиков» к восстанию Болотникова? Несомненно, что события, развертывавшиеся под Москвой, оказывали сильное влияние и на Вятку и на Пермь. Недаром в Котельниче «вора учали величать, которой называетца царевичем Дмитреем, что он Москву взял». Но вместе с тем несомненно также и другое: что борьба внутри северных городов развертывается в своих особых формах и вокруг иных вопросов, чем в непосредственно охваченных восстанием Болотникова районах. Поэтому те же, что и у Болотникова, «царистские» моменты в выступлениях вятчан и пермичей за «царя Дмитрия» являются идеологическим выражением иных интересов, иной программы борьбы.

Обстановка в другом северном районе — на Двине — в начальный период восстания Болотникова очень хорошо характеризуется грамотой Василия Шуйского на Вагу от 18 июля 1606 г. В этой грамоте царь предписывал двинским земским судьям и целовальникам принять меры с целью недопущения расправы с неким Яковом Якушкиным, посланным на Вагу, как выражается грамота, «для наших всяких дел и для бережения крестьяном» (из другой грамоты видно, что Я. Якушкин занимался на Ваге денежными сборами и проверкой состояния вооружения в важских городках)[582], а также для приведения «важских крестьян» к присяге Василию Шуйскому.