Я думал, что не усну, но неожиданно меня срубил крепкий сон. Мне снилась Асенька, в строгой эмвэдэшной форме, со своей длиннющей косой. Она грустно смотрела на меня серыми глазищами.
– Зачем ты это сделал, Артем? Зачем убил отца? Он хоть негодяй порядочный, но все же человек. А ты его убил. Теперь будешь мотать срок по полной, как рецидивист.
– Я не убивал его, – сказал я Асеньке. – Вот ей-богу, не убивал.
– Я тебе не верю. – Она покачала головой. – Ты врешь.
– Не вру. Почему Регина Сергеевна мне верит, а вы нет?
– Ты о чем? Какая Регина Сергеевна?
– Учительница. Она добрая и смелая. И верит, что я не убивал. Сразу поверила.
– Эх, Артем, Артем. Совсем ты заврался. Нет никакой Регины Сергеевны. Нету. А ты убийца.
Асенька укоризненно покачала головой.
– Как нет? – У меня ком застрял поперек горла. – Как это нет?! Есть! Она есть! Я живу у нее в квартире! И она не даст, чтобы меня посадили. Не даст! А вы… вы просто дура! И я ненавижу вас! Ненавижу!!
Мне хотелось броситься на Асеньку, схватить ее за горло и придушить. Но почему-то я не мог сдвинуться с места. Ноги мои точно опутали веревки. Я стоял и смотрел на Асенькино миловидное личико. Она улыбалась грустной улыбкой и все качала, качала головой…
– Ненавижу! – прохрипел я и проснулся.
В кухне было светло. Рядом с раскладушкой стоял зеленый инопланетянин и скалил на меня зубы, опутанные какими-то железками. От ужаса я завопил благим матом и тут понял, что это вовсе не инопланетянин, а измазанный зеленкой Александр Морозов собственной персоной. На зубах его красовались брекеты.
– Тише ты, придурок, – сказал Морозов. – Соседи полицию вызовут.
При слове «полиция» я окончательно вспомнил, кто я такой и где нахожусь.
– Аня где? – спросил я хрипло.
– На работе, где. Уже половина десятого, а ты все дрыхнешь. Да еще и орешь во сне, как натуральный псих. «Ненавижу, ненавижу». Кого, интересно, ты ненавидишь?
– Никого, – буркнул я и стал натягивать джинсы.
Делать это одной рукой было неудобно, но я уже приноровился за эти дни. Морозов с любопытством наблюдал за тем, как я одеваюсь.
– Ну ты и фрукт, – произнес он, когда я сложил раскладушку. – И зачем тебя только Анька к нам впустила?
– Тебя забыла спросить. – Я пригладил свой вставший дыбом, крашеный ежик.
Выглядел я, наверное, так себе: опухший со сна, взъерошенный. К тому же меня сильно беспокоил увиденный сон. Почему Асенька сказала, что Регины нет? Что-то должно это значить? Может, ей плохо, она заболела? Нужен врач? А я тут прохлаждаюсь на кухне в обществе зеленого человечка.
– Ладно, – смягчился Морозов. – Давай завтракать, что ли, сеструха оладьи вчера испекла. Со сметаной объедение.
Он по-хозяйски залез в холодильник и извлек оттуда миску, полную румяных оладушек. Переложил их на тарелку и засунул в микроволновку. Пока оладьи разогревались, Морозов достал сметану и банку какого-то варенья.
– Чего стоишь, как чурбан? Садись, – пригласил он меня.
Оладьи оказались чудесными. Мы слопали почти всю миску, половину упаковки сметаны и треть банки варенья – оно оказалось вишневым, с косточками. У Морозова поверх зелени на губах образовались белые усы. Глядя на него, я невольно ухмыльнулся.
– Чего лыбишься? – обиделся Морозов. – Знаешь, как чешутся эти чертовы болячки?
– Знаю.
– Ни черта ты не знаешь. Руку где сломал?
– Упал. На улице.
– Не повезло тебе, брат, – позлорадствовал Морозов.
Мне захотелось дать ему в нос. Не сильно, так, слегка, но чтоб знал. Я уже сжал ладонь в кулак, но вовремя вспомнил, что он брат Ани, а та милостиво согласилась приютить меня, и стало быть, я ее должник. Нет, Морозова бить нельзя, хоть он и на редкость противный тип. К тому же я целых два дня жил по его паспорту.
– Чем займемся? – спросил Морозов.
Я понял, что ему смертельно скучно целый день сидеть дома. На улицу в этой зелени не выйти, Аня на работе. И правда, от тоски волком взвоешь.
– У вас приставка игровая есть? – спросил я его.
– Есть.
– Пойдем, сыграем во что-нибудь?
– Пошли.
Мы отправились в гостиную и уселись за комп. Сначала выиграл я. Потом он. Потом снова я. Только мы начали четвертый раунд, зазвонил морозовский мобильный.
– Да, Ань. – Морозов скривил унылую физиономию. – Картошку? Ага, ладно. И что еще? Унитаз помыть? Может, это… унитаз ты сама? Нет? А, ну ладно, ладно, не злись.
Он повесил трубку.
– Все. Конец свободе. Анька велела начистить к обеду картошки и вымыть унитаз. Со средством.
По брезгливому выражению лица Морозова я понял, что унитазы он никогда не мыл.
– Не дрейфь, – утешил я его. – У меня большой опыт по помывке унитазов. И по чистке картошки тоже.
Он взглянул на меня с любопытством.
– Ты был в армии?
– А ты не был, что ли? – ушел я от прямого ответа.
– У меня аллергия. Меня не взяли.
– Понятно. – Я усмехнулся.
– Ты в каких войсках служил? – не унимался Морозов.
– В стройбате, – сказал я, чтобы он отвязался.
– У-у, стройбат, – протянул он пренебрежительно.
Мне снова захотелось дать ему в нос, но я сдержался.
– Предлагаю разделить обязанности. На тебе картошка, на мне, так и быть, сантехника.