Читаем Восставшие из небытия. Антология писателей Ди-Пи и второй эмиграции. полностью

«Ничто так сердце не будит, как настойчивый зов стиха», – пишет Дм. Кленовский в стихотворении «Поэты». Стихи – это «ямбическое прикосновение к душам», – вторит он себе во вступительном стихотворении сборника «Прикосновение», развивая свою более раннюю мысль о том, что самое огромное пространство – «пространство наших душ» («Мы потому смотреть на небо любим…»). Русский язык для поэта – способ выражения души («Есть в русском языке опушки и веснушки…»). Язык сближает поэта с родиной.

Тема России постоянно звучит в лирике Кленовского.

Я служу тебе высоким словом,На чужбине я служу тебе, —

писал поэт в 1952 году в стихотворении «Родине». И еще трагичнее в 1973-м в «Поэте зарубежья»:

Он живет не в России – этоНеизбывный его удел,Но он русским живет поэтомИ другим бы не захотел.

Кленовский уверен, что «обратно возвращает слово все то, что срублено и сожжено» («Его вчера срубили, что осталось…»). Поэт, по Кленовскому, повар у плиты, пчелка, собирающая мед («Стихи о стихах»). В этих бытовых сопоставлениях видна типологическая близость с акмеизмом.

Впрочем, наряду с бытовыми определениями стиха, Кленовский охотно использует и высокие:

…песня не моя,Она не здесь пропетаИ мне на то дана,Чтоб почерком поэтаБыла закреплена.

В одном из поздних стихотворений поэта («Себе», 1971) мысль о том, что все уже сказано, «обо всем спрошено», «на все, что мог, тобой отвечено», опровергается прямо противоположной: надо продолжать работать, писать. Поэт надеется, что и на закате дней «Может жизнь меня не накажет…».

Единственное, что тревожит поэта, окажутся ли после его смерти у его стихов читатели. В стихотворении «О, только бы “оттуда…”» Кленовский молит судьбу не дать ему узнать, что «больше не читает никто моих стихов», «помалкивает литературовед».

Так тема поэта и поэзии сливается с темой смерти. Поэзия для Кленовского та же память, если не бессмертие, то продление земного бытия:

Как важно кем-то для кого-то быть,Стать в чьей-то жизни гостем, не прохожим!Ты можешь этим образ свой продлить,Пусть незаметно для себя, но все же!(Мы сохраняем в памяти былых…)

В последних книгах Кленовского темы жизни и смерти тесно переплетаются, создавая то диалектическое новохристианское единство, которое было характерно для поэтов и философов Серебряного века русской литературы, для творчества И. Шмелева и Б. Зайцева. С одной стороны, как уже говорилось, поэт любит простые земные радости. И чем ближе к старости, тем яростнее становится жажда жизни. С этой точки зрения показательно стихотворение «Когда приходит день осенний…», где повторяются в целом ряде стихов слова «дожить бы до»: до первого дрозда, до первой сирени, до первого яблока, а там опять до первого дрозда.

С другой стороны, в смерти Кленовский видит некое приближение к непостижимой для земного существа тайне:

Умереть… Что значит: умереть?Может быть: найти, узнать, узреть,Высоты почуять приближенье?(На определенной высоте)И лишь тогда,Когда умрем, поймем мы, может быть,Зачем так много горечи на свете.

Другое дело, что сомнения, идущие от русской литературы XIX века и, в первую очередь, от дорогого Серебряному веку Ф. Достоевского, не могли не коснуться поэта. И тогда рождаются строки: «Мы стоим перед загадкой: Что свершится с нами “там”?». Что если душе «…“там” так пусто будет <…>/ | Что станет вновь молиться, как о чуде, / О возвращеньи в горестное “здесь"».

Вопрос о «напрасности неземного торжества» снимается утверждением необходимости двигаться к высшему промыслу, даже не постигая его сознанием:

Разве гусеница знает,Что очнется мотыльком?Но преградам непокорна,Сквозь безмолвие и тьмуПробивается упорноК совершенству своему.

В конечном счете у Кленовского всегда торжествует мысль о наличии высшего смысла бытия, о послеземном существовании.

Именно такое умиротворенное восприятие жизни позволило Кленовскому незадолго до смерти (а умер он в здравнице для пожилых в небольшом городке Траунштейне, что между Мюнхеном и Альпами, в 1976 году) написать стихотворение «Будь благодарен… – Нет не перечесть…».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Волшебник
Волшебник

Старик проживший свою жизнь, после смерти получает предложение отправиться в прошлое, вселиться в подростка и ответить на два вопроса:Можно ли спасти СССР? Нужно ли это делать?ВСЕ афоризмы перед главами придуманы автором и приписаны историческим личностям которые в нашей реальности ничего подобного не говорили.От автора:Название рабочее и может быть изменено.В романе магии нет и не будет!Книга написана для развлечения и хорошего настроения, а не для глубоких раздумий о смысле цивилизации и тщете жизненных помыслов.Действие происходит в альтернативном мире, а значит все совпадения с существовавшими личностями, названиями городов и улиц — совершенно случайны. Автор понятия не имеет как управлять государством и как называется сменная емкость для боеприпасов.Если вам вдруг показалось что в тексте присутствуют так называемые рояли, то вам следует ознакомиться с текстом в энциклопедии, и прочитать-таки, что это понятие обозначает, и не приставать со своими измышлениями к автору.Ну а если вам понравилось написанное, знайте, что ради этого всё и затевалось.

Александр Рос , Владимир Набоков , Дмитрий Пальцев , Екатерина Сергеевна Кулешова , Павел Даниилович Данилов

Фантастика / Детективы / Проза / Классическая проза ХX века / Попаданцы
Алые Паруса. Бегущая по волнам. Золотая цепь. Хроники Гринландии
Алые Паруса. Бегущая по волнам. Золотая цепь. Хроники Гринландии

Гринландия – страна, созданная фантазий замечательного русского писателя Александра Грина. Впервые в одной книге собраны наиболее известные произведения о жителях этой загадочной сказочной страны. Гринландия – полуостров, почти все города которого являются морскими портами. Там можно увидеть автомобиль и кинематограф, встретить девушку Ассоль и, конечно, пуститься в плавание на парусном корабле. Гринландией называют синтетический мир прошлого… Мир, или миф будущего… Писатель Юрий Олеша с некоторой долей зависти говорил о Грине: «Он придумывает концепции, которые могли бы быть придуманы народом. Это человек, придумывающий самое удивительное, нежное и простое, что есть в литературе, – сказки».

Александр Степанович Грин

Классическая проза ХX века / Прочее / Классическая литература
Африканский дневник
Африканский дневник

«Цель этой книги дать несколько картинок из жизни и быта огромного африканского континента, которого жизнь я подслушивал из всего двух-трех пунктов; и, как мне кажется, – все же подслушал я кое-что. Пребывание в тихой арабской деревне, в Радесе мне было огромнейшим откровением, расширяющим горизонты; отсюда я мысленно путешествовал в недра Африки, в глубь столетий, слагавших ее современную жизнь; эту жизнь мы уже чувствуем, тысячи нитей связуют нас с Африкой. Будучи в 1911 году с женою в Тунисии и Египте, все время мы посвящали уразуменью картин, встававших перед нами; и, собственно говоря, эта книга не может быть названа «Путевыми заметками». Это – скорее «Африканский дневник». Вместе с тем эта книга естественно связана с другой моей книгою, изданной в России под названием «Офейра» и изданной в Берлине под названием «Путевые заметки». И тем не менее эта книга самостоятельна: тему «Африка» берет она шире, нежели «Путевые заметки». Как таковую самостоятельную книгу я предлагаю ее вниманию читателя…»

Андрей Белый , Николай Степанович Гумилев

Публицистика / Классическая проза ХX века