Восставшие из небытия. Антология писателей Ди-Пи и второй эмиграции.

Ежатся под каплями каштаны;
Дождь был непрогляден и ленив.
Кто там сел на камень, словно пьяный,
Голову на руки уронив?
Кто там шепчет о чужом пороге?
Лишь бегут по озеру крути,
Да стихают на пустой дороге
Уходящей нежности шаги.

«Он был откуда-то из-под Орла…»

Он был откуда-то из-под Орла.
Рассказывал про вспашку, про покосы,
Про летние гулянки вдоль села…
Я слушал и мерещились мне косы,
Густые, золотистые, как рожь,
Платки, гармонь… Белесый и курносый,
Он чем-то на Есенина похож
Казался. И к тому ж е был поэтом.
В его стихах не сразу всё поймешь:
Пожалуй, сердце отдавал куплетам,
Притягивая рифму за бока.
Раз даже согрешил плохим сонетом,
Где было, что страна мол, широка,
И что боец за фабрики и нивы
Не убоится вражьего штыка,
А в общем был он бард неприхотливый
И улыбался сам своим стихам.
Слегка мечтательный, слегка ленивый,
Он жил не здесь, в концлагере, а там,
Где нынче, почитай, скирды убрали
И благодать полазить по садам.
Однажды, лежа со своей печалью
На утлой койке, как ненужный хлам,
Он умер…

«Плещут лопасти пеной кофейной…»

Плещут лопасти пеной кофейной.
Клочья песен относит назад.
Сторожами веселого Рейна
Броненосные замки стоят.
И отовсюду: и справа и слева,
Настоящему наперекор,
Нам с тобой златокудрые девы
Улыбаются с солнечных гор.
Привстают охмелевшие годы,
Чудесам потерявшие счет…
Но для нас ли воспетые воды
И чужого веселья полет?
Ведь смотря на утесы живые,
Что сказаньями напоены,
Друг, мы

только о ней, о России,До отчаянья…

Геракл

Вон тот, что с автоматом у моста
Поставлен ветры западные слушать,
Что крутит из газетного листа
Цыгарку и мурлыкает – «Катюшу».
Что ежится от ночи, от зимы,
И крякает: «Эх, чорт! Скорей в постель бы!»
Что три недели, как из Костромы,
А ныне в десяти шагах от Элъбы,
Тот самый, что нет-нет, вздохнет порой,
Да поглядит задумчиво на реку,
Вот он и есть взыскуемый герой,
Геракл атомного века.
Когда вскипит заветная тоска,
Он, безответный, встанет исполином.
Так что ж, что скомкана и широка
На круглой голове фуражка блином?
Он выйдет, вольностью ошеломлен,
Вступить в единоборство роковое,
И труп Антея грохнет о земь он,
Переломав историю на двое.

«Там, в памяти, далече…»

Там, в памяти, далече,
Где мы вдвоем брели,
Плывет апрельский вечер
Над зеленью земли.

И слышен неискусный,

Рассеянный рассказ
Твоих простых и грустных,
Твоих чудесных глаз.

И, тронутые ленью,

Сквозь дрему, сквозь весну,
Мы, две косые тени,
Уходим в тишину.

Мороз