Восставший из ада. Ночной народ

– Мой друг задал вопрос, – произнес голос над ухом. – Отвечай.

Бун, дезориентированный от нападения, остановил взгляд на том, что скрывалось в тенях, и усомнился в своих глазах. Голова вопрошающего не была твердой; почти казалось, что она вдыхает свои зыбкие черты, их вещество темнеет и втекает через глазницы, ноздри и рот.

Забылись все мысли о своем бедствии; теперь его обуял восторг. Нарцисс не врал. И вот тому преображающееся доказательство.

– Я пришел быть среди вас… – сказал он, отвечая на вопрос этого чуда. – Я пришел, потому что здесь мое место.

Из тихого смеха позади возник вопрос.

– Как он выглядит, Пелокин?

Создание выпило свою звериную морду. Под нею осушились человеческие черты на теле скорее рептилии, нежели млекопитающего. Конечность, что он подволакивал, оказалась хвостом; раненая походка – поступью ящера с короткими лапами. Все это тоже исправлялось, когда по торчащему позвоночнику пробежала дрожь перемен.

– На вид Естественный, – ответил Пелокин. – Не то чтобы это что-то значило.

Почему напавший не может взглянуть сам, удивился Бун.

Он бросил взгляд на руку у живота. На ней было шесть пальцев, кончавшихся не ногтями, а когтями, зарывшимися в мышцы уже на полдюйма.

– Не убивайте меня, – сказал он. – Я проделал долгий путь, чтобы добраться сюда.

– Слыхал, Джеки? – спросил Пелокин, отталкиваясь от земли четырьмя ногами, чтобы встать прямо перед Буном. Его глаза, теперь на одном уровне с глазами Буна, оказались ярко-голубыми. Дыхание – как жар, пышущий из открытой печи.

– Что ты тогда за зверь? – продолжил он. Трансформация практически завершилась. Человек внутри чудовища был ничем не примечателен. Сорокалетний, тощий, с кожей болезненного цвета.

– Отведем его вниз, – сказал Джеки. – Лайлсбург захочет на него взглянуть.

– Возможно, – сказал Пелокин. – Но думаю, мы понапрасну потратим его время. Это Естественный, Джеки. Я их чую.

– Я проливал кровь… – пробормотал Бун. – Убил одиннадцать человек.

Его изучили голубые глаза. В них стоял смех.

– Сомневаюсь, – сказал Пелокин.

– Решать не нам, – вставил Джеки. – И не тебе судить.

– У меня же есть голова на плечах, верно? – сказал Пелокин. – Я узнаю чистого за километр, – он покачал пальцем перед Буном. – Ты не из Ночного народа, – сказал он. – Ты мясо. Вот что ты есть. Мясо для зверя.

На этих словах веселье исчезло с его лица, сменяясь голодом.

– Мы так не можем, – возразило второе создание.

– А кто узнает? – спросил Пелокин. – Кто хоть когда-нибудь узнает?

– Мы нарушаем закон.

Пелокина это как будто не тронуло. Он обнажил зубы, из щербин просочился темный дым, поднимаясь к лицу. Бун знал, что будет дальше. Человек выдыхал то, что только что вдохнул, – свою ящерную личность. Пропорции головы уже незаметно менялись, словно под кожухом плоти ломался и перестраивался череп.

– Вы не можете меня убить! – сказал он. – Мое место рядом с вами.

Не отказ ли раздался из дыма перед ним? Если так, то он потерялся в трансформации. Прения закончились. Зверь собирался его съесть…

Он почувствовал в животе острую боль и, бросив взгляд туда, увидел, что когтистая лапа отделилась от плоти. Хватка на шее ослабла, и создание, стоявшее за ним, произнесло:

– Беги.

Уговоры не потребовались. Не успел Пелокин завершить свое перевоплощение, как Бун выскочил из хватки Джеки и ринулся прочь. Всякое чувство ориентации позабылось в отчаянии момента – отчаянии, распаленном яростным ревом голодного зверя и шумом – казалось, почти мгновенным – погони.

Кладбище было лабиринтом. Он бежал вслепую, ныряя вправо и влево, когда бы ни подворачивался проход, и ему не было нужды оглядываться через плечо, чтобы знать: пожиратель близко. На бегу в мыслях отдавалось обвинение:

Ты не из Ночного народа. Ты мясо. Вот что ты есть. Мясо для зверя.

Слова были болью мучительней, чем та, что шла от ноющих ног и легких. Даже здесь, промеж чудовищ Мидиана, ему не место. А если не здесь, то где? Он бежал, как всегда бежит добыча, когда по пятам за ней следует голод, – но в этой гонке ему было не победить.

Он остановился. Обернулся.

Пелокин находился в пяти-шести метрах, со все еще человеческим телом, голым и уязвимым, но с головой совершенно звериной и широкой пастью, усыпанной зубами, как шипами. Он тоже встал, возможно ожидая, что Бун достанет оружие. Когда этого не случилось, поднял к жертве руки. Позади него показался Джеки, и Бун впервые увидел этого человека. Или людей? На бугорчатой голове было два лица, оба – с перекошенными чертами; глаза так разбросаны, что смотрели куда угодно, но не вперед, рты сливались в едином порезе, нос – щели без костей. Лицо зародыша из шоу уродцев.

Джеки воззвал в последний раз, но вытянутые руки Пелокина уже преображались от пальцев до локтя, а их хрупкость сменялась внушительной силой.