Неподатливость веток препятствовала любым попыткам приблизиться. Вместо того чтобы их отгибать, Лори начала проламываться к умирающему созданию. Дерево было живым и сопротивлялось. На полпути через заросли особенно воинственная ветка хлестнула по лицу с такой жалящей силой, что высекла крик боли. Лори приложила руку к щеке. Поранило кожу справа от губ. Промокнув кровь, она набросилась на ветку с новой силой, наконец подобравшись к зверьку. Тот практически не откликнулся на прикосновение, лишь веки на миг встрепенулись, когда она погладила бок, и закрылись снова. Лори не видела никаких следов раны, но тело под рукой горело и билось в дрожи.
Когда она попыталась поднять зверька, тот опорожнился, намочив руки и блузку, и все же она притянула его к себе – мертвый вес в руках. Не считая спазмов нервной системы, в мышцах не осталось энергии. Конечности вяло обмякли, как и голова. Только запах еще сохранял силу, укрепляясь с приближением последних мгновений.
До ее ушей донеслось нечто похожее на всхлип. Она застыла.
И снова – всхлип. Слева, в отдалении, и едва сдерживаемый. Она попятилась из тени лиственницы и вынесла умирающее животное с собой. Лишь на него пролился свет, как оно свирепо отреагировало, застав врасплох из-за своей кажущейся хрупкости, бешено засучило лапами. Лори вернулась в тень – скорее инстинкт, чем анализ подсказал ей, что виной тому солнце. Только тогда она вновь посмотрела в сторону, откуда донесся звук.
Дверь одного из мавзолеев дальше по аллее – массивной постройки из растрескавшегося мрамора – стояла приоткрытой, а в колонне тьмы за ней можно было слабо различить человеческую фигуру. Слабо, поскольку та носила черное и лицо как будто скрывала за вуалью.
Лори не могла взять в толк, что происходит. Умирающее животное, страдающее от света; всхлипывающая женщина – не иначе как женщина – в дверях, одетая для траура. В чем связь?
– Кто вы? – окликнула она.
Сначала скорбящая словно отступила в тень, когда к ней обратились, затем пожалела об этом и снова приблизилась к открытой двери, но так робко, что общее между животным и женщиной стало очевидным.
«Она тоже боится солнца», – подумала Лори. Они были под стать друг другу, зверь и скорбящая – женщина, плачущая из-за существа в руках Лори.
Она взглянула на мостовую между ней и мавзолеем. Можно ли добраться до двери в гробницу, не заступая за тень и не ускоряя тем самым кончину существа? Пожалуй, если осторожно. Продумав перед движением маршрут, она направилась к мавзолею, пользуясь тенями как камешками при переходе брода. На дверь она не смотрела – все внимание было поглощено тем, чтобы не дать свету упасть на животное, – но чувствовала зовущее к себе присутствие женщины. Однажды та даже нарушила молчание – не словом, но тихим, убаюкивающим звуком, обращенным не к Лори, а к умирающему животному.
Когда до мавзолея оставалось каких-то три-четыре метра, Лори посмела поднять взгляд. Женщина в дверях уже не скрывала нетерпения. Она тянулась из своего убежища, обнажая руки, с которых сбежали рукава, и подставляя кожу солнцу. Кожа была белой – как снег, как бумага, – но лишь на миг. Пальцы, что стремились избавить Лори от ноши, темнели и опухали, словно прищемленные. Скорбящая вскрикнула от боли и едва не упала в гробницу, отшатнувшись, но перед этим кожа лопнула, и из пальцев вырвались пылинки – желтоватые, словно пыльца, – падающие во дворик на солнце.
Через пару секунд Лори была у дверей, затем – в безопасности темноты за ними. Помещение оказалось не более чем предбанником. Отсюда вели две двери: одна – в какую-то часовню, другая – под землю. Женщина в трауре стояла у второй двери, открытой, – как можно дальше от ранящего света. В спешке с нее слетела вуаль. Лицо оказалось точеным и худым, едва ли не чахоточного состояния, что придавало дополнительную выразительность глазам, которые даже в самом темном закоулке ловили остатки света с улицы и оттого почти что сияли.
В Лори не было ни следа страха. Это вторая женщина дрожала, баюкая обожженные руки и перебегая взглядом с непонимающего лица Лори на животное.
– Боюсь, он умер, – сказала она, не зная болезни, от которой страдает эта женщина, но узнавая скорбь по собственным слишком свежим воспоминаниям.
– Нет, – с тихой уверенностью ответила незнакомка. – Она не может умереть.
Ее слова были утверждением, а не мольбой, и все же неподвижность в руках Лори противоречила такой убежденности. Если животное еще не погибло, его наверняка уже не спасти.
– Вы не передадите ее мне? – попросила женщина.
Лори заколебалась. Хотя от веса начали ныть руки и ей хотелось закончить дело, углубляться в склеп вовсе не улыбалось.
– Прошу, – сказала женщина, протягивая израненные ладони.
Сдавшись, Лори покинула уютную дверь и залитый солнцем внутренний дворик за ней. Но стоило сделать всего два-три шага, как она услышала шепот. Источник мог быть только один: лестница. В крипте находились люди. Она остановилась, в ней взбаламутились детские суеверия. Страх перед гробницами; страх перед лестницами