Восставший из ада. Ночной народ

– Рейчел.

Голос поднялся из двери, ведущей под землю. Мужской голос.

– Уходи, – потребовал он. – Тебе нечего сказать.

Женщина взглянула на лестницу.

– Господин Лайлсбург, – сказала она формальным тоном. – Она спасла Бабетту.

– Мы знаем, – последовал ответ из темноты. – Мы видели. И все же ты должна уйти.

«Мы», – подумала Лори. Сколько же других там, под землей; сколько их еще в этом Ночном народе?

Черпая уверенность в близости открытой двери, она бросила вызов голосу, пресекавшему ответ ее осведомительницы.

– Я спасла девочку, – сказала она. – Кажется, я что-то за это заслужила.

Молчание во тьме; затем посреди нее разгорелась точка горячего пепла, и Лори осознала, что господин Лайлсбург стоит почти наверху лестницы, где его должен бы освещать свет снаружи, пусть и слабо, но вокруг него отчего-то сгустились тени, оставляя невидимым, не считая сигареты.

– У ребенка нет жизни, чтобы ее спасать, – сказал он, – но то, что есть, – все ваше, если хотите. – Он помолчал. – Хотите? Если да – берите. Она принадлежит вам.

Мысль о таком обмене ужаснула.

– За кого вы меня принимаете? – сказала она.

– Не знаю, – ответил Лайлсбург. – Это вы требуете вознаграждения.

– Я прошу только ответы на вопросы, – возразила Лори. – Мне не нужен ребенок. Я не дикарка.

– Нет, – мягко произнес голос. – Нет, вы не такая. А теперь идите. Вам здесь делать нечего.

Он затянулся сигаретой, и только в ее крошечном огоньке Лори разобрала черты говорившего. Она уловила, что в этот момент он раскрылся добровольно, сбросил завесу тени ради пригоршни мгновений, чтобы встретиться с ней глаза в глаза. Как и Рейчел, он был истощен, тем заметнее из-за более крупных костей, более внушительной облицовки черепа. Теперь, на фоне глубоко запавших глаз и неказистых мышц под пергаментной кожей, господствовал склон его чела – хмурого и болезненного.

– Этого не должно было случиться, – сказал он. – Вы не должны были видеть.

– Я знаю, – ответила Лори.

– Тогда вы знаете и то, что разговоры об этом повлекут страшные последствия.

– Не угрожайте мне.

– Не для вас, – ответил Лайлсбург. – Для нас.

Она почувствовала укол стыда из-за своего недопонимания. Не она здесь уязвима – та, кто может ходить под солнцем.

– Я ничего не скажу, – обещала она.

– Я вам благодарен, – сказал он.

Он снова затянулся, и темный дым заволок его лицо.

– То, что внизу… – произнес он из-за пелены, – …остается внизу.

В ответ на это Рейчел тихо вздохнула, глядя на дочь, которую покачивала в руках.

– Идем, – сказал ей Лайлсбург, и скрывавшие его тени стронулись вниз по лестнице.

– Мне пора, – сказала Рейчел и повернулась за ним. – Забудьте, что вы здесь были. Вам здесь нечего делать. Вы слышали господина Лайлсбурга. То, что внизу…

– …остается внизу. Да, я слышала.

– Мидиан – для Ночного народа. Вы здесь никому не нужны…

– Просто ответьте, – потребовала Лори. – Бун здесь?

Рейчел уже была на лестнице и начинала спускаться.

– Он здесь, да? – сказала Лори, забыв о защите открытой двери и бросаясь за Рейчел. – Это вы украли его тело!

Ужасный макабр, но казавшийся логичным. Эти обитатели гробниц, этот Ночной народ не дает Буну обрести покой.

– Украли! Вы его украли!

Рейчел остановилась и оглянулась на Лори – ее лицо едва ли можно было разглядеть в черноте спуска.

– Мы ничего не крали, – ответила она беззлобно.

– Тогда где он? – потребовала Лори.

Рейчел отвернулась, и тени совершенно украли ее с глаз долой.

– Ответьте! Богом прошу! – кричала Лори вслед. Внезапно она разрыдалась – в замешательстве гнева, страха, досады. – Прошу, ответьте!

Отчаяние понесло ее по лестнице за Рейчел, а крики становились мольбами.

– Подождите… поговорите со мной…

Три ступеньки, вот уже четыре. На пятой она остановилась – или, вернее, остановилось тело, мышцы ног остолбенели без ее команды, отказываясь делать еще хоть шаг во тьму склепа. По коже внезапно побежали мурашки; кровь застучала в ушах. Никакой силе воли не возобладать было над животным инстинктом, запрещавшим спускаться; все, что она могла, – прирасти к месту и таращиться в недра. Даже слезы внезапно пересохли и слюна исчезла изо рта, так что говорить она могла не больше, чем идти. Не хотелось теперь и звать в темноту – из страха, что кроющиеся силы ответят на призыв. Хотя она их не видела, нутром знала, что они гораздо страшнее Рейчел и ее чада-бестии. Оборотничество показалось бы чуть ли не естественным умением в сравнении с тем, что могли показать другие. Их извращенность разливалась в воздухе. Лори ее вдыхала и выдыхала. Та обжигала легкие и подстегивала сердце.

Если труп Буна стал их игрушкой, его уже не вернуть. Придется утешиться надеждой, что дух его находится в месте куда светлее.

Сломленная, она шагнула назад. Однако тени как будто не желали ее высвобождать. Она чувствовала, как они вплетаются в блузку и цепляются за ресницы – тысяча маленьких хваток, замедляющих отступление.

– Я никому не скажу, – бормотала она. – Пожалуйста, отпустите.