Восставший из ада. Ночной народ

– Ничего удивительного, – сказал Деккер. – Я же сказал, мы имеем дело не с обычными людьми. Что говорят врачи? Он должен был умереть?

– Он умер.

– Когда?

– Я говорю – не лег и умер, дебил, – сказал Эйгерман. – Я говорю, что он мертв, но при этом сидит в моей сраной камере. Я говорю, у него не бьется сердце.

– Это невозможно.

– Мне два мудака говорят, что это ходячий труп, и предлагают самому послушать. Что ты мне на это скажешь, доктор?

XVII Делирий

Лори стояла на противоположной от сгоревшего ресторана стороне улицы и, наблюдая за местом уже пять минут, пыталась убедиться, что там никого нет. Тишина. Только сейчас, при свете, она осознала, какой это захудалый район. Деккер сделал хороший выбор. Шансы, что вечером кто-нибудь увидит, как он входит или выходит из здания, равнялись нулю. Даже среди бела дня ни один пешеход не прошел по улице в каком угодно направлении, а редкие машины спешили своей дорогой к чему-то более оптимистичному.

Что-то в этом пейзаже – возможно, солнцепек в контрасте с неотмеченной могилой Шерил – вызвало в памяти воспоминание о Мидиане, а точнее – столкновение с Бабеттой. И девочка возникла не перед одним только мысленным взором. Казалось, их первую встречу переживает все тело. Она ощущала вес зверька, которого подняла под деревом, прижав к груди. В ушах стояло его затрудненное дыхание, ноздри щекотала его горькая сладость.

Ощущения нахлынули с такой силой, что едва не стали призывом: прошедшая опасность звала в настоящем. Лори так и видела, как девочка смотрит на нее с рук, хотя никогда не носила Бабетту в человеческой форме. Рот девочки открывался и закрывался, складывая слова, которые Лори не могла прочитать по одним губам.

Затем, как на экране кинотеатра, гаснущем посреди фильма, образы пропали, и у нее остался лишь один набор ощущений: улица, солнце, сгоревшее здание впереди.

Без толку оттягивать страшный момент. Она пересекла улицу, ступила на тротуар и, не разрешая себе мешкать, прошла через обугленный дверной проем в поджидающий сумрак. Как быстро стемнело! Как быстро похолодало! Один шаг из солнечного света – и она в другом мире. Теперь она немного замедлилась, пробираясь по лабиринту обломков между дверями и кухней. Разум сфокусировался на одной цели: отыскать хотя бы клочок доказательств, которые засадят Деккера за решетку. Остальные мысли следовало держать в узде: отвращение, скорбь, страх. Нужно быть хладнокровной и спокойной. Играть по правилам Деккера.

Собравшись, она вошла в арку.

Однако не на кухню – в Мидиан.

С первого же мига она поняла, куда попала, – холод и тьма склепов узнавались безошибочно. Кухня попросту исчезла, до единой плитки.

На другой стороне зала стояла Рейчел и смотрела в потолок с взволнованным выражением. На миг она бросила взгляд на Лори, не выказывая удивления от ее присутствия. Потом снова стала прислушиваться и присматриваться.

– Что случилось? – спросила Лори.

– Тихо, – резко сказала Рейчел, потом как будто пожалела о своей грубости и раскрыла объятья. – Подойди ко мне, дитя, – сказала она.

«Дитя». Так вот в чем дело. Она не в Мидиане – она в Бабетте, видит глазами ребенка. Образы, так сильно напомнившие о себе на улице, оказались прелюдией к союзу разумов.

– Это по-настоящему? – спросила она.

– По-настоящему? – прошептала Рейчел. – Ну конечно по-настоящему…

Она осеклась и взглянула на дочь с вопросом на лице.

– Бабетта? – сказала она.

– Нет… – ответила Лори.

– Бабетта. Что ты сделала?

Она придвинулась к девочке, но та попятилась. Взгляд через украденные глаза вызывал в памяти далекое прошлое. Рейчел казалась невозможно высокой, ее приближение – нескладным.

– Что ты сделала? – спросила она второй раз.

– Я позвала ее, – сказала девочка. – Чтобы посмотреть.

Рейчел впала в ярость. Дернулась к руке дочери. Но ребенок был намного проворнее. Увернувшись, она выскочила за пределы досягаемости Рейчел. Лори, вскруженная аттракционом, мысленным взором следовало за ней.

– А ну вернись, – прошептала Рейчел.

Бабетта пропустила приказ мимо ушей и бросилась в туннели, ныряя за новые и новые углы с легкостью человека, знавшего лабиринт как свои пять пальцев. Маршрут увел и бегунью, и «пассажира» от основных проходов в темные и тесные, пока Бабетта не убедилась, что погони нет. Они прибыли к бреши в стене – слишком маленькой, чтобы впустить взрослого. Бабетта забралась в каморку не больше холодильника – и столь же зябкую, – где находилось детское убежище. Здесь села перевести дыхание, пока чувствительные глаза пронзали кромешную тьму. Рядом были собраны ее небогатые сокровища. Кукла, сплетенная из травы и увенчанная весенними цветами; два птичьих черепка, коллекция камешков. При всей своей потусторонности в этом Бабетта не отличалась от любого другого ребенка: чувствительная, приверженная ритуалам. Здесь был ее мир. То, что она позволяла Лори его увидеть, немалый комплимент.

Но привела она Лори не просто для того, чтобы показать свой тайник. Наверху были голоса – так близко, что слышались отчетливо.