В протографе Лаврентьевского и Троицкого списков, отражающих в целом более раннюю редакцию ПВЛ в сравнении с Ипатьевским и Хлебниковским списками (тут мы согласны с А.А. Шахматовым и М.Д. Присёлковым, и анализ истории текста варяжского сказания подтверждает, на наш взгляд, их принципиальную правоту), передающих варяжскую легенду близко к варианту НПЛ и в основном лишь расширяющих его, была, очевидно, представлена «новгородская» версия. В Радзивилловской летописи обе текстовые традиции оказались соединены, в результате чего имеем там самый подробный и «сложный» вариант Сказания о призвании варягов.
История текста варяжского сказания на этапе древнейшей русской летописной традиции, представленной в ПВЛ и в НПЛ, выглядит так:
1) вариант НПЛ (самый краткий, логичный и «простой» по структуре, в котором представлена «новгородская» версия[100]
);2) вариант Лаврентьевской летописи (с добавлением взятого из этногеографического введения перечня народов Балтийского региона и некоторыми заменами отдельных оборотов: «дружину многу и предивну» → «всю русь» и т. д.);
3) вариант Ипатьевской летописи, где текст варяжской легенды подвергся дальнейшей редактуре и «усложнению» (сделаны две «ладожские» вставки и изъят противоречащий им пассаж о новгородцах «от рода варяжьска»);
4) самый подробный, противоречивый и структурно «сложный» текст варяжской легенды, представленный в Радзивилловской летописи (соединение версий протографов Лаврентьевской и Ипатьевской летописей: «ладожская» версия и пассаж о новгородцах «от рода варежска»).
Включение в состав ПВЛ на этапе создания редакции, представленной в Ипатьевском, Хлебниковском и связанных с ними списках, «ладожского» варианта вокняжения Рюрика, скорее всего, связано со статьёй, читающейся в Ипатьевской летописи (в её протографе впервые в русском летописании и появилась, судя по всему, «ладожская» версия варяжской легенды) под 6622 (1114) г.[101]
, в которой некий неизвестный нам по имени летописец, один из авторов или редакторов ПВЛ (быть может, тот самый «черноризец Печерского монастыря», упоминаемый в начале её варианта по Ипатьевскому и Хлебниковскому спискам), от первого лица повествует о своём посещении Ладоги, рассказах, услышанных от ладожан, а также о знаменитых ладожских стеклянных бусах, которые в огромном количестве производились в Ладоге в VIII–IX вв. (о ладожских стеклянных бусах см.: Львова 1968: 64–94; 1970: 89—111; Рябинин 2003: 13, 112–113). В XII в., когда о том, кто и когда делал эти бусины, уже никто ничего достоверно не знал, они, вероятно, вымывались из почвы ливнями и речной водой и воспринимались как диковина: «В се же лѣто заложена бысть Ладога камениемъ на приспѣ Павломъ посадникомъ при князѣ Мьстиславѣ. Пришедшю ми в Ладогу, повѣдаша ми Ладожане, яко сдѣ есть: «Егда будеть туча велика, находять дѣти наши глазкы стекляныи, и малыи и великыи, провертаны, а другые подлѣ Волховъ беруть, еже выполоскываеть вода», от нихъ же взяхъ боле ста, суть же различь. Сему же ми ся дивлящю, рекоша ми: «Се не дивно; и суть и еще мужи старии ходили за Югру и за Самоядь, яко видивше сами на полунощныхъ странахъ: спаде туча, и в тои тучи спаде вѣверица млада, акы топерво рожена, и възрастъши, и расходится по земли и пакы бываеть другая туча, и спадають оленци мали в нѣи, и възрастають и расходятся по земли». Сему же ми есть послухъ посадникъ Павелъ ладожкыи и вси ладожане. Аще ли кто сему вѣры не иметь, да почнеть фронографа» (ПСРЛ. II: 277–278. Древнерусский текст с параллельным переводом на современный русский язык: ПВЛ 2004: 308–309). Далее следуют примеры падения разных предметов с неба, заимствованные из хронографической литературы (см. о них: Творогов 1979: 8—11), долженствующие «историзировать» соответствующие рассказы ладожан. В НПЛ под 6624 г. кратко сказано, что «Павелъ, посадникъ ладоскыи, заложи Ладогу, город каменъ» (ПСРЛ. III: 20, 204).Важно, что иных упоминаний Ладоги в ПВЛ нет, этот далёкий и незначительный в политическом отношении город не интересовал киевских летописцев[102]
. В варианте ПВЛ, представленном в Лаврентьевской летописи, этот город вообще ни разу не упомянут (см. географический указатель к первому тому ПСРЛ) и впервые назван в Лаврентьевском списке только в рамках Суздальской летописи под 6762 (1254) г. (ПСРЛ. I: 473), а затем ещё всего два раза (ПСРЛ. I: 560. Географический указатель).В варианте ПВЛ, представленном в Ипатьевской летописи, Ладога упоминается дважды: в приведённом рассказе летописца о посещении им Ладоги и в Сказании о призвании варягов[103]
, что ставит в связь данные статьи. Видимо, именно посетивший Ладогу и услышавший там какие-то местные предания или местную интерпретацию исторических данных книжник внёс в текст варяжской легенды «ладожскую» интерпретацию событий середины IX в.Сопоставительный анализ НПЛ и основных списков ПВЛ привёл нас к заключению о вторичности «ладожской» версии Сказания о призвании варягов. Посмотрим, подтверждается ли этот вывод на общем фоне истории русского летописания.