Восточные славяне накануне государственности

С решительной, и на наш взгляд, справедливой критикой идеи, что Ладога середины IX в. в принципе могла быть каким-то значительным политическим центром, «столицей» некоей политии, выступили Е.Н. Носов и В.Л. Янин. Учёные обратили внимание на оторванность Ладоги от основной территории словен, отсутствие вокруг города освоенной земледельческой округи и т. д., из чего сделали логичный вывод, что столицей северного восточнославянского объединения была не она, а Новгородское городище (Носов, Янин 2011: 9—11; Носов 2012: 107–108).

Довольно поверхностно и тенденциозно подошла к решению «новгородско-ладожской» альтернативы Т.Л. Вилкул, попытавшаяся обосновать первичность в тексте ПВЛ «ладожской» версии. Во-первых, исследовательница, руководствуясь своими общими соображениями о соотношении ПВЛ и НПЛ (она не признаёт существования Начального свода и считает, что в НПЛ представлена поздняя сокращённая переработка ПВЛ), произвольно исключила из текстологического анализа вариант Сказания о призвании варягов, присутствующий в НПЛ. Делать это совершенно недопустимо, поскольку, как верно констатировал А.А. Шахматов, соотношение текстов ПВЛ и 6613 НПЛ представляет собой «главный вопрос нашей историографии» (Письмо к В. Пархоменко от 2 ноября 1914 г. Цит. по: Кузьмин 1977: 85) и оно должно предметно рассматриваться в случае каждого конкретного летописного рассказа. Произвольное исключение из рассмотрения текста НПЛ с неизбежностью ведёт к выводам, корректность которых сомнительна.

Во-вторых, рассматривая соотношение вариантов варяжской легенды в Лаврентьевском, Троицком, Радзивилловском, Московско-академическом, Ипатьевском и Хлебниковском списках, Т.Л. Вилкул априорно трактует разницу между ними однозначно в пользу первичности «сложной» версии (с «ладожскими» фрагментами) и вторичности «простой» версии (без «ладожских» фрагментов), не замечая, что «ладожские» фрагменты нарушают целостный текст сказания в Лаврентьевской летописи.

В-третьих, Т.Л. Вилкул игнорирует тот факт, что в Ипатьевском и Хлебниковском списках с их «ладожской» версией отсутствует противоречащий ей пассаж о новгородцах «от рода варяжьска», читающийся в списке Лаврентьевском. В итоге то, что автор назвала проведением «банальнейшей текстологической операции», позволившей ей утверждать, что «в самой ПВЛ присутствует только «ладожская версия» прихода Рюрика» (Вилкул 2008: 272–280), на деле является профанацией рассматриваемой темы.

Подводя итоги историографического обзора, можно констатировать, что надёжное общепринятое решение «новгородско-ладожской» альтернативы в науке отсутствует, второй век ведутся активные дискуссии, и в целом позиции учёных распределились между тремя вариантами решения проблемы:

1. Первой в тексте летописей появилась «новгородская» версия вокняжения Рюрика, а «ладожская» попала на страницы летописей позднее. «Новгородская» версия является также и лучше отражающей конкретно-исторические реалии середины IX в.

2. Первой в тексте летописей появилась «ладожская» версия вокняжения Рюрика, а «новгородская» попала на страницы летописей позднее. «Ладожская» версия является также и лучше отражающей конкретно-исторические реалии середины IX в.

3. Первой в тексте летописей появилась «новгородская» версия вокняжения Рюрика, а «ладожская» попала на страницы летописей позднее. Тем не менее «ладожская» версия является лучше отражающей конкретно-исторические реалии середины IX в.

Что бросается в глаза при обозрении дискуссии о «новгородско-ладожской» альтернативе начального летописания, так это то, что она уже много десятилетий идёт на материале одних и тех же летописных списков. Т.Л. Вилкул и вовсе провозгласила отказ от попыток расширения источниковой базы: «В нашем случае исследователь имеет в своем распоряжении почти тот же набор доказательств, которым обладали Карамзин и Погодин полтора-два века назад» (Вилкул 2008: 276).

Никто не предпринял попыток расширить круг привлекаемых источников и выявить такие летописные списки, в которых может читаться текст Сказания о призвании варягов, близкий к тому, который присутствовал в источнике протографа Лаврентьевской и Троицкой летописей. Мы попробуем восполнить данное упущение и расширить источниковую базу для решения «новгородско-ладожской» альтернативы, что способно, на наш взгляд, наконец внести в неё ясность.

II. «Новгородско-ладожская» альтернатива: соотношение вариантов в летописных списках и вопрос о чтении протографа Лаврентьевской и Троицкой летописей