Восточные славяне накануне государственности

Специальную статью вопросу о происхождении варяжской легенды посвятил А.Г. Кузьмин. В своей работе 1967 года он пришёл к следующим выводам: Сказание о призвании варягов исторически недостоверно и восходит к некоему ладожскому преданию; оно отсутствовало в начальном русском летописании (как киевском, так и новгородском, поскольку в варяжской легенде говорится о «прозвании» руси от варягов, в то время как во всех известиях НПЛ XII – начала XIII в. «русью» называется Киевское Приднепровье) и впервые было внесено в летописи только около 1118 г. Древнейшим вариантом варяжского сказания, по мнению историка, является именно «ладожский», в Лаврентьевской летописи текст испорчен, а в НПЛ «отчасти испорчен, отчасти отредактирован». Замена Ладоги на Новгород была произведена позднее. Именно в «соперничестве двух северных городов», вероятно, и «заключался первоначальный смысл всего Сказания» (Кузьмин 1967: 42–53). Эти выводы учёный повторил в своей книге, посвящённой рассмотрению летописей как источника по истории Древней Руси (Кузьмин 1969: 106–111).

Позднее А.Г. Кузьмин несколько изменил свои взгляды в сторону признания общей исторической достоверности событий, описанных в Сказании о призвании варягов, но остался убеждён в приоритете «ладожской» версии (Кузьмин 2003: 196, 304–305, 334). В построениях учёного представляется заслуживающей серьёзного внимания постановка вопроса о влиянии новгородско-ладожского политического соперничества XI–XII вв. на формирование двух версий Сказания о призвании варягов.

К «ладожской» версии склонился и М.Х. Алешковский, исследование которого, написанное в 1967 г., в полном виде, подобно работе С.А. Бугославского, было опубликовано только через много лет после смерти. По мнению учёного, Сказание о призвании варягов восходит к летописи 1070-х гг., которую он называет Начальной. Обратив внимание на то, что в НПЛ читается рассказ о захоронении Олега в Ладоге, и возведя его к той же летописи (в то время как в ПВЛ место захоронения Олега локализуется в Киеве, что, по мнению учёного, не согласуется с идеей о том, что «ладожская» версия была введена в летописи только на этапе создания одной из редакций ПВЛ), М.Х. Алешковский сделал вывод, что в «Начальной летописи имелся круг сведений не только о Новгороде, но и о Ладоге». Из этого историк заключил: «Вполне вероятно позднее происхождение его (рассказа о Рюрике. – М.Ж.) новгородской версии, что соответствует и исторически более раннему возникновению Ладоги», хотя затем оговорил, что «возможны оба варианта решения вопроса о соотношении ладожской и новгородской версий» (Алешковский 2015: 227–229).

Что касается сообщаемой НПЛ версии о могиле Олега в Ладоге, то полностью это место выглядит так: «Иде Олегъ (из Киева после похода на Византию. – М.Ж.) к Новугороду, и оттуда в Ладогу. Друзии же сказають, яко идущю ему за море, и уклюну змиа в ногу, и с того умре; есть могыла его в Ладозѣ» (ПСРЛ. III: 109, 435, 515; НПЛ 2010: 111). То есть, как видим, на первое место здесь поставлен Новгород. Посещение же Вещим Олегом Ладоги, по современным данным, вполне возможно, так как именно в его время, в третьей четверти IX в., после того как прекратила существование Любша, в этом городе возводится каменная крепость (открытая в 1974 г. (Кирпичников 1984: 23), т. е. уже через несколько лет после написания работы М.Х. Алешковского; до этого Ладога не имела укреплений), призванная обеспечить Руси прикрытие со стороны Балтики, но это происходило уже в совершенно ином историческом контексте, нежели события времён призвания варягов, и никак не свидетельствует о том, что Ладога когда-либо могла иметь столичный статус.

Соответственно, вопрос о месте смерти и захоронения Олега, также толкуемый в летописях противоречиво[95], не стоит присоединять к вопросу о варяжском сказании, так как он в летописях никак не коррелируется с варяжской легендой, у него была другая история бытования в начальном летописании. «Ладожский» вариант смерти Олега, видимо, «выпал» из киевских летописей до создания всех известных нам редакций ПВЛ, во всяком случае до создания позднейшей известной нам редакции, представленной Ипатьевским и Хлебниковским списками.